- Как дела? - спросил он.
- Так себе.
Я села, прислонившись спиной к забору, и он сделал то же самое.
- Снова сегодня не бегала?
- Да.
- Ты приходишь сюда каждую ночь, когда не бегаешь?
- Нет. Не считая тех двух ночей с тобой, я приходила сюда лишь однажды.
- Ты должна была мне написать.
- Было два часа ночи.
- Ну и что?
- Может, я и эгоистка, но даже я испытываю угрызения совести.
Он засмеялся.
Я не знала, почему позвала его. Мне словно хотелось обсудить с ним нечто важное. Было приятно разделить с кем-то свой беспокойный ночной мир. Мои братья спали как убитые. Почему мой мозг не мог так легко отключаться? Мне было неловко расспрашивать братьев о маме. Я не хотела их расстраивать, ведь они двигались дальше. Может, они двигались дальше благодаря реальным воспоминаниям о ней, в то время как я располагала лишь своим воображением. Почему мое подсознание так болезненно на это реагировало?
- Почему ты так много бегаешь?
- Мне нужно поддерживать форму для игры в баскетбол, иначе в первые несколько недель занятий все будет жутко болеть.
- Значит, ты пробегаешь, сколько, шесть... семь миль в день, чтобы спастись от двух недель боли? Ты как будто тренируешься для марафона, а не для игры в баскетбол.
- Еще пробежки помогают мне заснуть.
- Большинству людей не требуется изнурять себя, чтобы заснуть.
- Верно. Многие просто принимают снотворное.
У него вырвался короткий смешок, как всегда, когда сказанное его удивляло.
- Да. Думаю, твой метод более естественный. - Долгое молчание. - Ты ловко уходишь от вопросов, но меня интересовало, почему ты не можешь заснуть.
Я сказала себе, что он был просто бестелесным голосом. Я могла разговаривать с бестелесным голосом. Или с луной. Точно, я всегда могла откровенно поговорить с луной. Нашла на небе яркую половинку луны, освещающую все вокруг.
- Мне снятся кошмары, - наконец произнесла я. Брейден, должно быть, почувствовал, что мне необходимо выговориться, и просто молча ждал, когда я продолжу. - О моей маме и ночи, когда она умерла. Кажется, мое подсознание веселится, подкидывая мне разные сценарии ее смерти, даже самые нереальные. Та ночь... пожалуй, та ночь - единственное воспоминание, которое у меня о ней осталось. А я даже не знаю, не является ли оно всего лишь игрой моего разума.
Я никогда никому не рассказывала о своих кошмарах, даже Гейджу, который больше всех знал о том, что творилось у меня в голове. Я ощутила странное освобождение, будто просто открылась луне.
- И что ты в них видишь?
- Разные вещи. Дождь, разбивающиеся окна, машины. И, конечно же, маму.
- Сочувствую.
- Ненавижу это, а пробежки исключают бессонные ночи.
- Это куда правдоподобнее, чем отмазка с баскетболом.
- Они также помогают и для баскетбола.
- Не сомневаюсь.
- Ты научилась кататься на велосипеде в четыре года, - спустя несколько минут сказал он. - Я так завидовал, ведь сам все еще ездил с учебными колесами.
Благодаря тому, что он переключился на нашу игру в факты, я расслабилась.
- Я помню твои учебные колеса.
- Серьезно? Потому что, как только ты научилась кататься на велосипеде, я решил, что тоже должен, и убил всю субботу на обучение ездить без них. Ты заставила меня от них отказаться.
Я улыбнулась, вспоминая его детство, чтобы противопоставить соответствующий факт.
- Как насчет того, что в первом классе ты сказал учительнице, что мой папа также приходится отцом и тебе, а когда твой отец пытался забрать тебя домой, закричал: "Этот мужчина хочет меня похитить"? Твой папа так смутился.
- Да, я тогда завидовал, что вы были друг у друга, у меня же не было ни братьев, ни сестер.
- Теперь ты пойман в ловушку сумасшествия. Ты один из нас, малыш, хочешь ты этого или... - Я замолчала, поскольку до меня дошло его истинное намерение обсуждения моей езды на велосипеде. Он не вернулся к игре. - Подожди. Мне было четыре?
- Да.
- Значит, мама была жива, когда я училась кататься на велосипеде.
Я стала сканировать воспоминания, пытаясь представить ее там, перед нашим домом, наблюдающую за моим обучением. Вот папа, он бежал рядом, поддерживая сзади мой велосипед, чтобы я не упала. Я неустанно просила его отпустить. Но он не отпускал. Мама за нами наблюдала?
Я крепко закрыла глаза. "Просто позволь мне объехать вокруг квартала", - попросила я. "Я поеду с ней", - предложил Джером. Он нарезал круги вокруг меня. Ему, должно быть, было почти девять. Мы доехали до угла, и только тогда я поняла, что еще не тренировалась поворачивать без учебных колес. Поддавшись страху, я даже не попыталась повернуть и въехала прямо в дорожный знак. Джером поднял меня, посадил обратно на велосипед и помог мне преодолеть свой страх. Я падала на каждом углу, но доехала до дома, оцарапав лишь одну коленку.