Да, камни подсказывали, но каждый шаг давался Моране с трудом: ноги немели, голова кружилась, тело не слушалось. Что бы ни задумала сегодня Герда, всякий раз, когда обращалась она к магии троллей, осколок в груди Мораны раскалялся, пульсировал, а затем вспыхивал болью. Ни предугадать, ни отвести, ни привыкнуть. И Морана старалась не думать, что приходится испытывать Каю, у которого осколок тролльего зеркала был в голове.
Морана замедлила шаг и, подняв руку, воззвала к своей силе, но кого искать — Ирвина, чтобы остановить, или Кая, чтобы отвести беду, — не знала.
А затем почувствовала кровь, как чуют ее звери. Запах, вкус, вязкость на языке…
Силы едва хватило на то, чтобы заставить туман расступиться: он сгустился у стен опустевших магазинов и пабов, законопатил окна, перекрыл выходы, оставил нетронутым лишь пятачок вокруг старой, устало склонившейся липы.
Кай без чувств лежал на земле. Ирвин стоял рядом и медленно, методично вытирал о брюки лезвие родового кинжала.
Морана пошатнулась, в панике задержала дыхание, уверенная, что боль, пронзившая Кая, отзовется и в ней. Но осколок молчал. Молчало и сердце. А разум приказывал броситься прочь и скрыться в тумане.
Звуки все до единого стихли, будто праздник закончился в одночасье, будто город исчез, стертый с лица земли. И все вокруг замедлилось, стало топким и душным.
— Кай не умрет: в нем осколок, — тихо, но уверенно раздалось сзади, и Моране не было нужды оборачиваться, чтобы понять, кто стоит за ее спиной. — Быть может, мы не бессмертны, но уж точно не какому-то фавну нас убивать.
— У «какого-то фавна» родовой кинжал, заговоренный верховной ведьмой, — процедила Морана, позволяя презрению и ненависти литься через край. — Ты права, благодаря осколку Кай не умрет, как умер бы в мгновение всякий, но без помощи ведьмы, заговорившей кинжал, будет годами истекать кровью. Ни живой и ни мертвый.
— Что за ведьма? — с нажимом спросила Герда, и голос ее наконец привлек внимание Ирвина.
— Каджу.
Мгновение — и Герда рванула вперед. Ирвин только и успел, что вздрогнуть, а родовой кинжал, который он так и не выпустил из пальцев, уже оказался прижат к его шее.
Макушкой Герда не доставала Ирвину даже до плеч, но сил в ней было немерено, а одного взгляда хватило, чтобы Ирвин замер, скованный магией, и лицо его, ставшее похожим на камень, обезобразили глубокие трещины.
— Исцели Кая! — приказала Герда, но в сторону Мораны не повернулась. Так и сверлила взглядом лицо Ирвина да надавливала на его руку, державшую кинжал, пока из-под него густой струей не потекла дымящаяся на холоде кровь. — Делай, что говорю. А то ведь могу и убить твоего рогатого дружка.
— Ты столько раз лишала меня силы, с чего ты взяла, что я смогу теперь врачевать? И уж точно не мне тягаться с заговоренным кинжалом. Найди Каджу, она неподалеку, на празднике — кроме нее, никто не сумеет помочь.
Герда рыкнула коротко и зло. Позволила кинжалу упасть на землю и взмахом руки отшвырнула Ирвина в сторону: тот с грохотом ударился о стену, будто каменная статуя, да так и остался в той позе, в какой Герда заставила его замереть. Но Моране отчего-то было его не жаль: Ирвин сам навлек на себя беду, пусть сам и отвечает.
— Каджу мертва.
— Что значит «мертва»? — Морана не сразу поняла, что кроется за словами Герды, а когда поняла, зашлась сухим горьким смехом. — Ты ведь и здесь приложила руку? Вот беда… Ведьмы нет, а твоя магия не годится, чтобы лечить.
— Проверим, на что сгодится твоя сила, — оскалилась Герда и, будто на невидимом аркане, потянула Морану туда, где среди жухлой листвы лежал Кай. Кровь пропитала его одежду, растеклась по земле, тускло поблескивала в свете уличного фонаря, единственного, который не был облеплен туманом.
— Перемести осколок из головы Кая в рану, — распорядилась Герда так, будто отдавала приказы на плацу. — И без фокусов! От тебя зависит, что будет с фавном: либо к утру отомрет и о том, что случилось, даже не вспомнит, либо… из тебя получится красивая вдова.
— Как же я ото всех вас устала… — выдохнула Морана и, пачкая в крови длинную юбку, опустилась рядом с Каем на колени. — Я сделаю, что смогу. Но даже если удастся остановить кровь, без магии Каджу рана не заживет.
— Ты умеешь хоть что-то, кроме того, чтобы спорить?
Морана сощурилась, наградила Герду испепеляющим взглядом и напомнила:
— Осколок ему в голову запихнула ты, а чинить мне прикажешь? Кстати, один нюанс: если убрать осколок из головы, ты уже не сможешь играться с памятью Кая, не сможешь заставить его забыть.
— Зря не волнуйся… — Внезапно закашлялся Кай и, шевельнувшись, коснулся руки Мораны. — Я наконец вспомнил. И не собираюсь опять забывать.
— Интересно… — Рассмеялась Герда, скорее облегченно, чем зло, что было бы куда привычней, и, облокотившись рукой о липу над головой Кая, подождала, когда тот откроет глаза. — И как же ты собираешься противостоять магии троллей, забавный мой человечек?
— Семь лет… Волшебное число, между прочим… — Кай снова закашлялся, на губах его запузырилась кровавая пена, и, повернув голову, с кривой улыбкой посмотрел на Герду. — Сегодня ночью исполнилось семь лет, как нас забросило в это десятилетие. В инструкции к зеркалу не было пояснений, что если продержимся семь лет без дурацких скачков, на этом вся беспамятная херня и путешествия во времени закончатся?
— А тебе что, выдали инструкцию? — скрестив на груди руки, спросила Герда с такой же кривой улыбкой. В это мгновение Кай и Герда напоминали брата и сестру, и от этой семейки Моране хотелось держаться подальше.
— Я сам придумал. Перед последним скачком, до того, как стереть память, ты так любезно мне все рассказала, вот я и подумал, если у меня есть осколок волшебного зеркала, значит, и магия найдется. Так почему бы ею не воспользоваться? Вот я и придумал новые правила.
— Никаких скачков, — выдохнула Морана, но не успела осмыслить, как боль лезвием полоснула по сердцу.
— Прости, — донесся издалека голос Кая. Но Морана едва ли расслышала: зажмурилась, застонала и, наклонившись вперед, вдавила ладони в напитанную кровью, влажную землю.
А когда сумела открыть глаза, не поверила: Герда, неподвижная, белая, стояла под липой, замерев в изломанной позе, и иней густо покрывал лицо, руки, светлые волосы и складки черной накидки.
— Это не магия троллей. Это сила моран. Как ты?..
— Пришлось позаимствовать у тебя. — Кай все еще держал Морану за локоть, но она не чувствовала прикосновения его пальцев. И силы своей не чувствовала, хотя после встречи с Каем та должна была пробудиться. — Не переживай, мне небольно: кинжал острый, но… странный какой-то. И не хмурься так. Разве ты не рада меня видеть?
Морана рывком освободила окровавленную руку и, отодвинувшись, оттерла ее о траву.
— Ты думаешь, мне есть чему радоваться? Если ты помнишь — а я надеюсь, ты все теперь помнишь — в прошлый раз мы расстались. И я просила не искать меня.
— И что? Ты ссорилась со мной тысячу раз, но это не мешало нам друг друга любить.
— У меня теперь есть Ирвин.
— Это тот, из которого Герда сделала статую? — посмотрев поверх плеча Мораны, усмехнулся Кай. — Ничего так, можно поставить в гостиной.
Для раненого и истекающего кровью, Кай выглядел на удивление бодро — тому наверняка была какая-то причина, но Морана не сумела понять.
— Ты слышишь меня? Нам нужен кинжал и кольцо. — Морана непонимающе уставилась на Кая, и тот пояснил: — Твой фавн сказал, что нашел меня с помощью родового кольца. И ваш разговор с Гердой я неплохо расслышал. Так что сдается мне, если кольцо заговорила та же ведьма, что заговорила кинжал, даже после ее смерти, в кольце сохранилась и память рода, и ведьмина сила.