— Бейерс не в убытке, — сказал я. — Он слишком умен для этого. У него наверняка есть гарантия на эту машину или он взял ее на испытательный срок. Но он починит робота и начнет все сначала и уж точно не даст вам снова его сломать.
— Это не имеет значения, — ответил профессор. — Я лишь немного ускорил ход событий. Это все равно бы произошло рано или поздно. У мальчишек всегда что-нибудь есть в запасе. Будь то подрезанные струны или смычок, намазанный вазелином, как ты сделал в свое время, — нет, я не забыл этого — или по-разному переставленные струны — робот все равно бы отправился на фабрику. Если у ребят кончатся их шалости, я всегда могу шепнуть какому-нибудь ученику Бейерса:
— А что будет, если попробовать сделать вот так?
Родителям быстро надоест, если робота будут все время отправлять на фабрику. У учителя музыки…
— Знаю, — перебил его я. — У учителя музыки должно быть чувство юмора.
Он остановился и схватил меня за руку:
— Джонни, мы поспешили. Надо было подождать.
— То есть? — спросил я. — Что вы имеете в виду?
Он хитро посмотрел на меня, его глаза блестели, губы сложились в лукавую улыбку — улыбку мальчишки, который набедокурил, но знает, что его не накажут. Мне вдруг стало даже немного жаль, что я столько волновался — и все напрасно. Профессор мог справиться с любым роботом — и он это знал. Он надеялся, что Бейерс починит свою машинку, — для того чтобы еще раз подложить ей свинью. Я представил себе, как он собирает ребят и говорит им:
— А теперь попробуем…
Неудивительно, что дети его любили.
Он отвернулся и грустно покачал головой.
— Надо было подождать. Я готов отдать все на свете, лишь бы узнать, что робот станет делать с Коротышкой Джонсом и его дрессированным сверчком.