Выбрать главу

На фотографии было видно, как Риддлу пришлось наклониться, чтобы бывший президент мог возложить на него знак отличия, и его лицо было повернуто к камере под неестественным углом, что еще более подчеркивало сильно выступающую вперед нижнюю челюсть, крупный нос и мощные надбровные дуги.

Уайклифф чуть не пропустил еще один маленький конверт, надписанный круглым детским почерком и адресованный Риддлу. Уайклифф достал лежащее там письмо и прочел его. Судя по дате, оно было написано за три дня до исчезновения Могильщика.

Уважаемый мистер Риддл,

Мне необходимо переговорить с Вами с глазу на глаз. Я не хочу приходить к Вам в офис или домой. Ежедневно, кроме субботы, я бываю одна в конторе Рыбного кооператива с полудня до часу. Это очень важно, и надеюсь, что мы сможем увидеться.

Искренне ваша, Хильда Пассмор.

P.S. Пожалуйста, не упоминайте маме о моем письме.

Уайклифф сложил письмо и спрятал в карман.

Остальные бумаги он убрал в стол, запер ящики на ключ, но продолжал сидеть. Перед его глазами возник реальный портрет печального и одинокого человека, глубоко озабоченного состоянием своего здоровья, со страхом глядящего в будущее, которое обещает ему неминуемую и быструю физическую деградацию. И не имеет значения, что подобный прогноз, может быть, является всего лишь плодом воображения… Уайклифф достал телефонный справочник и набрал номер Морли Хупера, пенсионера-бухгалтера, который, по словам Мэттью, вел наиболее важные дела Риддла. Подождав немного, он услышал в трубке голос, говорящий с очаровательным корнуэльским акцентом:

– Морли Хупер.

Поначалу Уайклифф старался быть дипломатичным, пока его собеседник не предложил задавать прямые вопросы.

– Меня интересует, не занимались ли вы его частными делами?

– Я помогал ему заполнять налоговые декларации и присматривал за инвестициями.

– Если не желаете, можете сейчас не отвечать, но мне хотелось бы знать, не вкладывал ли мистер Риддл средства в страховки и не делал ли пожертвований?

– Не вижу причин что-либо скрывать. Он получил десять лет назад страховой полис с выплатой по достижении им шестидесяти лет.

– На какую сумму?

– Пятнадцать тысяч фунтов.

– Этот полис имел бы силу в случае смерти Риддла в более раннем возрасте?

– Да, разумеется.

Уайклифф поблагодарил и повесил трубку. Не исключено, что Риддл покончил жизнь самоубийством, попытавшись выдать его за криминал. В этом случае – при удаче – страховка должна быть выплачена полностью. Правда, вряд ли Могильщика настолько беспокоили судьбы его наследников, чтобы так сложно обставлять свой уход из жизни. С другой стороны, кто может прочитать сокровенные мысли человека, чьи представления о будущем заключены в нескольких подчеркнутых фразах из медицинских изданий и небольшом собрании любительских стихотворений?

Уайклифф встал и через коридор прошел в спальню. Это была темная комната с массивной мебелью красного дерева, пропитанная ароматами, характерными для остальных помещений дома. Там не было ничего, что хоть как-то характеризовало владельца, кроме одежды, развешанной в гардеробе и лежащей на полках шкафа.

Когда он спустился, в гостиной находилась лишь старая дама.

– Ну и как?

– Спасибо, что разрешили познакомиться с бумагами.

– Что-нибудь нашли?

– Ничего.

– Вы будете нас информировать?

– Конечно.

Он вышел на свежий воздух, хрустя подошвами по гравию дорожки, по которой Риддл делал последние шаги, которые связывали Могильщика с его приютом…

В офис Уайклифф вернулся погруженный в свои мысли.

– Есть новости?

Скейлс вскочил со стула, но Уайклифф жестом усадил его обратно.

– Диксон проверил перемещения Мэттью Чоука вечером в пятницу. Кинотеатр был заполнен, поэтому никто не обратил на Чоука внимания. Однако патрульный заметил фургон Мэттью, припаркованный на Бэджер-Кросс около часа ночи. Фургон был пуст, но он записал номера: все совпало. Машина Чоука продолжала оставаться на месте до субботнего утра.

– Пусть Диксон продолжает, – кивнул Уайклифф. – Мне нужно знать как можно больше об этом молодом человеке и его передвижениях. Фаулер вернулся?

– Думаю, сейчас он пошел перекусить.

Фаулер, появившийся несколькими минутами позже был человеком средних лет. Он все еще оставался в чине констебля, потому что не сдал экзамен на должность сержанта, но его коллеги заявляли, что тот просто пытается избежать повышения. Во всяком случае, это отнюдь не убавляло ему ума и опыта.