– Так не получится. Речь, возможно, идет об убийстве, и мне необходимо знать правду. Итак, соблазнить или напугать?
Ральф сидел, уставившись в пол и теребя шов на своих джинсах. Хильда молчала, плотно сжав губы.
– Он не пытался сделать вам непристойное предложение?
– Разумеется, нет, – мгновенно отреагировала она.
– Почему вы так его не любили? Разве он был бы для вас плохим отчимом?
– Он… омерзительный! – Она долго подыскивала нужное слово. – Масленый и… – Она опять сделала паузу, а когда заговорила вновь, ее голос звучал совершенно спокойно. – Да что вам мои слова. Вы можете спросить любого.
– Но не вашу маму?
Она со злостью взглянула на него, но проглотила резкий ответ.
– Я думаю, вы пытались шантажировать его. Что вы знали о мистере Риддле и собирались обнародовать, если бы встретили отказ?
– Ничего.
Уайклифф посмотрел на Ральфа. Нежный румянец на щеках и та готовность, с которой он вспыхивал в ответ на малейшие замечания сыщика, делали его более женственным, чем особу, сидящую напротив.
– А тебе есть что сказать, Ральф?
– Ему нечего сказать, потому что это вообще не его дело.
– На самом деле он не меньше вас заинтересован в делах мистера Риддла, особенно в том, что касается участков земли под городком на колесах.
– Бесполезно скрывать, Хильда. Все равно придется признаться, – заговорил Ральф извиняющимся тоном. Он подождал какого-нибудь ободряющего знака со стороны девушки, но, не получив его, продолжал: – Я кое-что узнал.
– Что именно?
– Я узнал, что мистер Риддл ходит к Мэри Пенроуз на Мургейт-роуд.
– Как ты это узнал?
– Увидел.
– Если человек заходит в какой-то дом, это еще ни о чем не говорит.
– Он ходил туда каждую неделю. Иногда даже по два раза.
– Он мог быть приятелем отца той женщины.
– Я знаю, зачем он туда ходил, – сердито пробормотал парень.
– Почему ты за ним шпионил?
– Я не шпионил!
Но ведь ты следил за домом?
Парень жутко смутился, и Уайклиффу стало жаль его.
– К женщине, которая там живет, часто заглядывают мужчины?
– Да, – после некоторого колебания признался Ральф.
– Ты тоже был ее клиентом?
– Конечно, нет!
– Тогда как ты объяснишь?…
– Я ничего не буду объяснять. И не буду отвечать на ваши вопросы. Вы меня не заставите.
– Хорошо. Закончим на этом, но, возможно, мне понадобится еще раз встретиться с тобой. – Он повернулся к Хильде, которая в течение всего разговора Уайклиффа с Ральфом хранила на лице отсутствующее выражение. Значит, вы припугнули Риддла, пообещав рассказать матери о его визитах в этот дом?
– Да. – Она, казалось, хотела еще что-то добавить, но промолчала.
– И вы бы рассказали?
– Нет.
– А если бы рассказали, ваша мать могла передумать выходить замуж за мистера Риддла?
– Конечно. Это же ясно как божий день.
Уайклифф подумал, как плохо дети знают своих родителей. Он встал. Теперь он знал, где был Риддл перед своим исчезновением, а терзать дальше этих подростков ему не хотелось – ведь действовали они из лучших побуждений.
– Если кто-либо из вас захочет еще что-то рассказать, вы знаете, где меня найти.
Он был доволен. В его списке появилось еще одно место, где Риддл мог отдохнуть, сняв пиджак и развязав галстук. Место, где его могли застрелить…
Уайклифф отправился в отель перекусить. Он ожидал, что после окончания конференции в ресторане будет свободно, но просчитался: хозяева открыли двери не только для постояльцев. В основном это был местный деловой люд, поэтому за ленчем ему пришлось выслушать оживленную дискуссию о несовершенстве британской налоговой системы, о необходимости снова ввести смертную казнь, о распущенности школьников и полном бездействии правительства. Все это безумно утомляло, и, хотя он сочувствовал их бедам, его приводили в ужас предлагаемые способы ликвидации всех несчастий.
– Я иногда думаю, – вещал один из поборников справедливости, – что нас может спасти только диктатура. Нам нужен кто-то, кто, не колеблясь, расстреляет несколько негодяев, чтобы другим неповадно было. Тогда мы почувствуем разницу!
Естественно, диктатор должен был принадлежать к тому же политическому крылу, что и ратовавший за его правление, иначе ведь могут быть расстреляны не те негодяи.
Без всякого на то повода его мысли постоянно возвращались к женщине из дома на сваях. Он питал тайную симпатию к смешливым толстушкам, и если он когда-нибудь решит пуститься во все тяжкие… Иногда он чувствовал, как близко оказывался от запретного рубежа.
– Вам подать бренди, сэр? Почему бы и нет, в конце концов?