– На конечностях не осталось следов от веревок?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Может быть, ожоги?
– Тоже нет. Ты что, всерьез поверил этим байкам о колесе?
Уайклифф сделал неопределенный жест рукой и ничего не ответил.
– В тот день, когда я замечу, что ты упустил что-то в своем расследовании, я дам клятву оставаться до смерти целомудренным. – Фрэнкс отпер стол и достал из ящика полиэтиленовый пакет. – Это его часы. Остановились на двенадцати.
– Что можно сказать о пуле?
– Тесса, покажи ему.
Девушка встала и включила световое табло, на котором были укреплены два рентгеновских снимка.
– Смотри. Пуля застряла у самой глазницы. Она расплющена, из чего мы делаем вывод, что пуля свинцовая, двадцать второго калибра. Я ее извлек, но тебе нужно обратиться к эксперту-баллистику, чтобы он подтвердил ее калибр.
– Что можно сказать о входном отверстии?
– Находится в задней части шеи на уровне четвертого шейного позвонка. Пуля прошла сквозь трапециевидную мышцу, разрушила тело позвонка и дальше двигалась наискосок и чуть кверху. Само входное отверстие маленькое, и я сказал бы, что при выстреле дуло находилось в каком-нибудь дюйме от шеи несчастного.
– Значит, либо дуло было поднято, – кивнул Уайклифф; – либо Риддл наклонился.
– Но не очень низко, во всяком случае.
– Что насчет кровотечения?
– Поразительно, но ни один крупный сосуд не залет только несколько мелких. Но немного крови все же вытекло.
– Какая группа?
– Вторая, резус положительный.
– Все соответствует.
Не так-то легко выбросить тело в море, если, конечно, не имеешь лодки. Проще всего сделать это с мола или пирса. Но там всегда люди, а ночью сторожа. Непроизвольно мысли Уайклиффа перекинулись на бассейн за домиком на сваях. А что, если?…
– Еще кофе? – Тесса наклонилась к нему с кофейником, и до него донесся запах дорогой парфюмерии.
– Риддл подозревал, что болен акромегалией. Это действительно так?
– Да, – помрачнел Фрэнкс. – Но каких-либо серьезных изменений в организме я не отметил. Возможно, заболевание начало бы прогрессировать с возрастом…
Уайклифф отправился в отель и добрался туда как раз к полуночи. Ночной портье отсутствовал, но у Уайклиффа был ключ, и он сам открыл дверь и вошел в пустынный вестибюль. У конторки висели на стене различные объявления, среди них Уайклифф увидел таблицу расписания приливов. Он провел пальцем по колонке цифр. В пятницу, в ночь на тридцатое октября, прилив достиг наивысшей точки в 23.25.
Глава 8
В субботу с утра сияло солнце, море сверкало, все цвета казались ярче, а воздух свежее. Во временном кабинете Уайклиффа было всего одно маленькое окошко у самого потолка, но солнце пронизывало и его давно не мытые стекла, и рабочее место Уайклиффа купалось в солнечном свете.
Джон Пенгальон, 83 лет, бывший булочник, а ныне пенсионер, проживает в доме 14 по Проспект-Террас…
На столе у него лежало несколько докладов, но лишь в двух он нашел нечто для себя интересное. Бывшего булочника допросили при рутинном обходе одного дома за другим, но в его показаниях была деталь, которая противоречила другим свидетельствам и вызывала у Уайклиффа большие сомнения.
– В моем возрасте уже нет необходимости спать долго, и большую часть ночи я обычно провожу у окна моей спальни, глядя на море, покуривая трубочку… Я слышал, как часы пробили два часа ночи, а спустя некоторое время мимо проехал фургон Мэттью Чоука. Я тогда подумал: «Почему ему не спится?» Разумеется, тогда я еще не знал, что Могильщик исчез.
– Откуда вам известно, что это был фургон именно Чоука? Ведь в городе у многих есть такие машины.
– Я точно знаю, что это его фургон. У него по капоту, крыше и багажнику проходит такая полоса из белых и черных шашечек. Понимаете, молодежь наклеивает на машины такие штучки, чтобы те были похожи на гоночные.
– А вы не ошибаетесь относительно времени?
– Я уверен, что это произошло между двумя и половиной третьего. Точнее я сказать не могу.
– И фургон ехал к дому Чоука, а не в противоположную сторону?
– Именно так. Кстати, я даже слышал, как он остановился у дверей.
– Это произошло именно субботней ночью?
– Я бы сказал, что это произошло ранним утром в воскресенье, если быть точным.
– Я понимаю. Но не утром в субботу?
– Нет-нет.
– А между одиннадцатью и двенадцатью в ту ночь вы также сидели у окна?