– Честно говоря, мы пришли побеседовать с вами.
– Тогда считайте, вам повезло.
Несмотря на возраст, она еще производила сильное впечатление – высокая, с прямой спиной, в лице ни малейших признаков старческого увядания. Во многих отношениях она выглядела даже моложе Сары и, уж во всяком случае, была красивее ее.
– Сюда, пожалуйста.
Гостиная показалась Уайклиффу еще более темной и пыльной, чем он помнил. Угли в камине чуть тлели и больше чадили, чем давали тепло. Старая леди села на обитую красным плюшем софу. За ее спиной слегка поблескивала громада старого рояля. У нее сейчас был чопорный вид, как у гувернантки викторианской эпохи. Слева от камина стояло кресло с резной спинкой, и старушка жестом пригласила Уайклиффа занять его.
– А вы, молодой человек, садитесь сюда. – И она похлопала по софе рядом с собой. Бурн сел, но явно выглядел сбитым с толку и даже немного напуганным.
– Надеюсь мои вопросы не очень расстроят вас.
– Я уже слишком стара, чтобы расстраиваться.
– Ночью, когда исчез ваш сын, Мэттью вернулся очень поздно, потому что по дороге домой из кинотеатра у него сломалась машина.
– Он так сказал.
– Вы слышали, как он пришел?
– Разумеется. Замок на двери заедает, и я слышала, как он вставлял и поворачивал ключ. Позже он прошел в ванную, и это я тоже слышала.
– Насколько позже?
– Не могу точно сказать, в промежутке я задремала.
– Откуда вы знаете, что это был Мэттью, а не ваш сын?
– Если бы это был Джонатан, я бы ничего не услышала. И он, и Сара двигаются бесшумно, словно кошки.
– Тем не менее у вас отменный слух, принимая во внимание ваш возраст.
– Не такая уж я и старая.
– А потом вы слышали еще что-нибудь?
– Нет. А разве еще что-то случилось?
– Расскажите мне о субботнем вечере, когда Мэттью вызвали проверить освещение на ремонтируемом участке у паба Морвила? Вы слышали, как он уезжал и как возвращался?
– Слышала и то, и другое. Когда он уходил, я еще только легла и не успела заснуть. А потом у меня расстроился желудок, и я не могла спать вовсе.
– Скорей всего, вы не обратили внимания на часы, когда Мэттью появился?
– Отнюдь. У меня горел свет, и, когда он входил, было двадцать пять минут третьего.
– Вы абсолютно в этом уверены?
– Не была бы уверена – не говорила бы.
– Что именно вы слышали?
– Как ключ поворачивается в замке.
– Больше ничего?
– Честно говоря, я больше не обратила ни на что внимания.
Значит, бывший булочник не ошибся.
– Где обычно сидел ваш сын, когда бывал дома?
– В том кресле, где сейчас сидите вы.
– Он снимал дома пиджак?
– Естественно, – удивленно сказала она. – Он всегда сидел дома в сорочке.
…Спинка кресла была слишком высока и полностью закрывала бы голову Могильщика…
– Если вы не возражаете, мы еще раз осмотрим комнаты наверху.
– Сделайте одолжение.
– Если хотите, можете пойти с нами.
– Спасибо, но я их уже видела прежде. Когда они уже были в дверях, она добавила: – Мы получили свидетельство от коронера, похороны состоятся в среду.
– Тело повезут из дома?
– Конечно. – Она подхватила выбившуюся прядь волос и заправила ее за ухо. – Сара пошла заказать приглашения, но в выходные это нелегко сделать.
Хотя Уайклифф и искренне сочувствовал старой даме, он ничем не мог ей помочь.
Вдвоем с Бурном они поднялись по ступенькам. Перила красного дерева, двери красного дерева, окно с цветным витражом. Наверняка Риддл, будучи еще подмастерьем плотника, помогал делать здесь ремонт и, получив незабываемое впечатление, впоследствии приобрел дом.
Уайклифф не проявил интереса ни к кабинету Риддла, ни к его спальне. Вместо этого он открыл еще одну дверь красного дерева. Она вела в комнату старой леди.
– Смотрите! – И он отступил в сторону, чтобы Бурн мог осмотреться.
Огромный гардероб, отделанный под орех, комод, еще один комод, туалетный столик с поворачивающимся зеркалом, большая двуспальная кровать с бронзовыми спинками, покрытая лоскутным одеялом. Запах плесени, пропитавший весь дом, здесь не ощущался. В комнате стоял аромат лаванды.
Спальня Сары находилась в другом конце коридора, по соседству со спальней брата. Обстановка там была более чем скромной: гарнитур 1935 года и Дубовый столик. Ящики стола не заперты, но на одном из маленьких ящичков, под самой крышкой, сломана передняя стенка. Уайклифф достал оттуда мужские наручные часы и небольшую стопку писем в конвертах с иностранными марками. Письма были написаны мелким почерком. Все они начинались словами «Дорогая Сара», а заканчивались тоже одинаково: «Твой любящий Мэтт». Они, конечно, не относились к шедеврам эпистолярного жанра, но, похоже, это было лучшее, что приходилось читать Саре в жизни. Среди писем Уайклифф нашел фотокарточку худого красивого человека с мягким нерешительным ртом.