Наскоро проведя предварительное исследование, Фрэнкс проворчал:
— Ясно, что имел место сильнейший удар по голове, но и после аутопсии я вряд ли скажу что-то более определенное…
— Нельзя ли определить позицию нападавшего?
Фрэнкс высокомерно пожал плечами:
— Я никогда не отказывался делать за тебя твою работу, Чарли… Что ж, череп раздроблен в левой париэтальной области, рядом с сагиттальным швом, иными словами, близко к макушке. Могу предположить, что в момент удара она наклонилась вперед или стояла на коленях, нападавший находился слева от нее, и она подняла на него глаза, когда он ударил ее по голове. Ну как, ты доволен?
— А какой силы был удар?
Фрэнкс подумал.
— Ну, поскольку у молотка чертовски длинная рукоятка, тут можно было размахнуться как следует, и даже не требовалось прилагать особой силы.
— То есть и женщина могла нанести такой удар?
Фрэнкс кивнул:
— Вообще-то да, пол здесь ни при чем. Но половые вопросы видятся тут совсем с другой точки зрения, так что маловероятно, чтобы это была женщина.
— А время, когда она умерла?
Фрэнкс криво усмехнулся.
— Это была, как пишут в книжках про здоровый образ жизни, «женщина с хорошо развитой мускулатурой», и она занималась физической работой перед тем, как ее кокнули. Мышцы были разогреты… А с другой стороны, температура здесь вчера вечером и ночью близка была к комнатной, ничего особенного… — Он склонился, пытаясь согнуть руку трупа. — Ну вот, окоченение уже начинает спадать. И если учесть температуру тела, то…
— Ну так что же? — не вытерпел Уайклифф. — Или дальше мне нужно догадываться самому?
— Я бы сказал так — прошло где-то от семнадцати до двадцати часов. Сейчас около трех? Ну, значит, случилось это примерно от семи до десяти вечера. Если хочешь более точно, возьми среднее из этих двух моментов, но только не особенно полагайся на такую оценку.
Кэти стояла в своем саду, у самого межевого вала, высотой с порядочную стену. Вал отделял Тригг-Хаус от церковного двора. Распускались листочки на кустах, растущих по крутой земляной насыпи. Она бездумно глядела на церковь, видневшуюся сквозь кружевную листву деревьев. Церковь, бледно-розовая, с затейливой инкрустацией лишайников по каменным стенам, казалась древней как мир…
И Джессика лежала там мертвая, неподалеку, всего в нескольких десятках шагов. Вчера вечером Джессику зверски убили. Джессику, которая была ее последней опорой, ее прибежищем, ее советчицей и подругой… Кэти все пыталась осознать реальность случившегося — и не могла.
Стоявшая рядом молодая девушка-полицейский на доступном ей языке попыталась найти слова утешения:
— Знаете, миссис Гич, ваша сестра почти ничего не почувствовала. Доктор сказал, что смерть была мгновенной…
А Кэти никак не могла представить себе жизнь без Джессики. Странно, ведь в последние годы они были вовсе не так уж близки с сестрой. С того времени, как… С какого времени? Когда она вышла замуж за Эйба? Нет, их близость с сестрой пережила ее брак. Нет, пожалуй, с момента разрыва Джессики с Джонни Глинном. Это имело отношение к смерти мальчишки Рюза? Похоже, как раз на это Джессика намекнула ей в среду, на ферме. Словно она собиралась в чем-то признаться, а потом передумала. Ну, как бы то ни было, вот уже лет шестнадцать они перестали быть двойняшками и превратились в «просто сестер». Наверно, так это можно назвать…
И Кэтрин страшно захотелось зарыдать — жалея сестру, себя и то, что все могло бы быть иначе…
— Послушай, лучше зайди в дом. Тучи собираются, замерзнешь! — окликнул ее Эйб неуместно бодрым тоном.
— Мне не холодно.
— Звонил Винтер.
— Что ему надо?
— Ну, это же естественно, что он хочет с тобой переговорить…
— Они беспокоятся только о том, чтобы их не вышвырнули с фермы, но им предстоит еще дать свои объяснения! — ядовито прошипела Кэт.
— Объяснения? — протянул Эйб. — А ты считаешь, они могут быть как-то замешаны?
— Почему мне никто не сообщил, что Джессика не пришла домой вчера вечером? А? И полиция, заметь, сразу за них взялась, именно за них!
Муж обнял Кэт за плечи:
— Пойдем в дом, выпьешь чего-нибудь горячего, девочка моя… Горячий грог с виски — самое лучшее!
Неожиданно она резко оттолкнула мужа, словно ужаленная его прикосновением: