Лэвин исподтишка глянул на свою левую руку, изуродованную и всю покрытую белыми шрамами.
— Я, конечно, не всякой женщине могу прийтись по вкусу, но она от меня загоралась. Только… Я не хочу, чтобы вы подумали, будто наш союз был нужен только ей. Нет. Для человека в моем положении секс, пусть даже на любых условиях, — уже большой подарок…
Лэвин говорил, отвернувшись от Уайклиффа, и потому выражения на его лице нельзя было угадать.
— Бедняга Винтер! — сказал он после паузы. — Он-то нужен был Джессике на ферме и вовсе не рвался к ней в постель. А Стефания на ферме не справлялась, да и как домохозяйка — не особенно тянула. А уж парнишка, Джильс, так тот вообще ни с какой стороны не имел ценности в глазах Джессики.
Лэвин скривился, как от внезапного приступа боли, и сел поудобнее в кресле.
— Думаю, — сказал он негромко, — что было множество других людей, прошедших, или скорее, не прошедших ее испытания на пригодность…
— Так она вам даже не нравилась? — спросил Уайклифф.
Короткий смешок.
— Именно. Она мне даже не нравилась. Но я не убивал ее. Хотя и не слишком удивлен, что кто-то другой сделал это.
— Почему вы так говорите?
Лэвин подумал.
— Знаете, есть довольно грубые выражения, из которых вы сразу поняли бы, в чем дело. Но я не хочу сквернословить в присутствии таких высоких чинов… Можно сказать так — она вынуждала мужчину выкладываться в сексуальном смысле до самого конца, а потом гнусно высмеивала его блестящие достижения. Но, конечно, это мое мнение не очень ловко согласуется с обстоятельствами ее гибели, согласен.
— Когда вы в последний раз видели ее?
— Хм! — Лэвин наконец повернул к следователю лицо, искривленное в усмешке. — Именно в субботу вечером, когда она топала в церковь. А я как раз вышел на палубу.
— Она говорила с вами?
— Мимоходом. Конечно, у меня нет доказательств, но поверьте, я за ней следом не пошел.
Уайклифф быстро осмысливал услышанное. Теперь дело виделось в несколько ином свете. Оказывается, Лэвин гораздо ближе был знаком с Винтерами, чем это представлялось сперва.
— А Винтеры сюда к вам заходили?
— Лоуренс заглядывал поболтать довольно часто. Интересный он парень и начитанный. Интересуется естественной историей и той исследовательской работой, которую мы тут пытаемся вести.
— Я слышал, он изучает летучих мышей?
— Да, он исследует здешние поселения этих зверюшек, делает записи.
— А что Стефания и мальчик?
Снова неприятная усмешка.
— Ну, Джильс заглядывает иногда посмотреть в мои справочники и частенько даже говорит перед уходом «спасибо» — если находит то, что ему было нужно… — Лэвин пожал плечами. — Чудной он парень. Недавно стал бродить вместе с моим Слоном, собирать образцы. Они смешно смотрятся рядом, но как-то уживаются тем не менее. Наверно, это потому, что Слон очень покладистый парень.
— А что насчет Стефании?
Бородач насмешливо глянул на Уайклиффа.
— Я со Стефанией не спал, если вы на это намекаете…
— Но она все же здесь бывает?
— Время от времени, послушать новую пластинку, если я покупаю оную… А сейчас свое свободное время она проводит в библиотеке у старика Кэри, разбирает его книжки. Дом у него разваливается на куски, но библиотека хорошая. Стефания, как я понимаю, составляет ему каталог.
— Винтеры — интеллигентная семья. Странно, не правда ли, что они решили заняться работой на крестьянской ферме?
Лэвин кивнул:
— У Стефании светлая голова, но она совершенно непрактична. Как только дело заходит о бытовых жизненных мелочах, она пасует. Да и Лоуренс не намного лучше. Никаких причин не вижу, с чего вдруг они засели в этакой глуши и позволяют обращаться с собой как со слугами. К их мозгам добавить бы немножко здравого смысла — и они оба нашли бы прекрасную работу, что бы там Лоуренс не сделал со своей студенточкой…
— Еще один вопрос, мистер Лэвин. Молодой человек, который живет здесь с вами — не знаю его имени и его положения…
Уайклифф говорил о таких вещах с привычной осторожностью, ведь полиция до сих пор не знает, как быть с подобными щекотливыми темами…
Но Лэвин широко улыбнулся, показав выщербленные зубы.
— Его зовут Марк Уилер, хотя он не против клички Слон, а положение его — положение друга. Если бы дело не касалось его репутации — на свою-то мне давно наплевать, — я не стал бы говорить вам прямо, что я не гомосексуалист. Каковы сексуальные наклонности Слона — этого уж я вам сказать не могу, не знаю, но думаю, что он просто представляет собой случай позднего созревания. Такое, знаете ли, бывает.