Ральф беспомощно развел руками.
— Мои пассажиры слышали, как она сказала, что поступит именно так. Я бы признал, что виделся с ней, если бы стал им противоречить.
— Правильно, вы боялись признаться в этом, потому что знали, что произошло!
— Нет! — воскликнул он со злостью, которую тут же сумел подавить в себе. — Я просто не хотел говорить на эту тему.
— Он не хотел говорить на эту тему! Тогда скажите, о чем вы разговаривали с Хильдой?
— О ребенке и что нам делать.
— Вам вдвоем?
— Да. По крайней мере, мне так хотелось, — ответил Ральф после долгой паузы.
— А что же Хильда?
Уайклифф заметил, как смятение на лице юноши сменилось выражением отрешенно-упрямым.
— Больше я ничего не скажу. — На его глазах снова блеснули слезы.
— А она сказала вам, что собиралась делать после того, как вы распрощаетесь?
— Нет, но я видел, как она пошла через поле, и мне это показалось очевидным.
— И у вас не возникло опасения, что она может наложить на себя руки?
— Нет!.. Она ведь не сделала этого?! Не сделала, правда?
— Нам пока не известна ее судьба. У кого-нибудь могли быть причины убить ее?
Он свел ладони вместе, крепко стиснув переплетенные пальцы.
— Если бы я только мог знать…
— Что именно?
— Так, ничего…
— Надеюсь, вы понимаете, что легко можете быть заподозрены в причастности к ее исчезновению? Вы уже дважды солгали полиции и, весьма вероятно, продолжаете вводить нас в заблуждение сейчас. Ведь вполне возможно, что вы последовали по тропе вместе с ней, серьезно поссорились, а потом вы…
Ральф резко повернулся к Уайклиффу и хрипло сказал:
— Вы считаете, что она мертва… Вы ведь об этом толкуете, верно?
— Мы говорим о том, что должны рассмотреть все версии, что вы, насколько нам известно, были последним, кто ее видел, и что вы осложняете и свое и наше положение своей ложью и нежеланием дать нам полную информацию.
Мартин еще какое-то время сидел в скованной и напряженной позе, потом вдруг сразу обмяк, плечи понуро опустились.
— Думайте, что хотите! — сказал он и после небольшой паузы добавил: — И делайте, что хотите.
— Мы с тобой не в игрушки играем, парень! — вскинулся на него Керси. — По-моему, ты что-то не то вбил себе в голову. Мы с тобой пока по-доброму, но все может быть совершенно иначе. У нас еще остались вопросы; отвечай на них сразу, а не то мы тебя мигом доставим в ближайший полицейский участок и продержим там, пока все не расскажешь.
Странно было наблюдать, как эта маленькая драма разыгрывается именно в тот момент, когда вечернее умиротворение спускается на гавань и окружающий ее городок. В кафе и ресторанчиках на портовой площади посетители углубились в изучение меню. Стоял сезон высоких приливов, но отлив уже давно начался, и маломерные суденышки в гавани едва доставали бортами до пирса; на некоторых из них лязгали инструментом механики, возившиеся с движками, на яхтах чинили рангоуты. На леерах, кромках бортов и верхушках мачт расселись чайки и замерли, посверкивая глазками-пуговицами.
Юноша устало махнул рукой.
— Хорошо, что вам от меня нужно?
Теперь за него взялся Уайклифф.
— Хильда беременна. Это ваш ребенок?
Слегка покраснев, Ральф сказал:
— Конечно, мой. К чему это вы клоните?
— Позвольте вопросы сейчас задавать мне. Давно ли вы с ней состоите в интимной связи?
— Недавно, — сказано с мрачным видом.
— Что такое «недавно»? Месяц? Или, может быть, год?
Нервными движениями Ральф принялся массировать себе ляжки. Раз или два он хотел что-то сказать, но слова не шли. Потом он все же выдавил:
— Так получилось с первого раза.
— У нее это в первый раз было с вами?
Ральф помедлил с ответом.
— По-моему, это ее личное дело.
— Точнее, было ее личным делом. Теперь это необходимо установить нам. Так что отвечайте на вопрос.
— Думаю, она уже с кем-то спала… Но это не значит… Я хочу сказать, что она не была…
Уайклифф переглянулся с Керси, потом сказал:
— Я оставляю вас на попечение мистера Кэрноу. Это наш сотрудник, который привел вас сюда. Он снимет с вас новые показания, и мой вам совет — будьте на этот раз откровенны.
— А потом меня отпустят?
— Возможно.
Глава третья
На ферме Трегеллес Джейн Рул занималась стряпней. Лучи закатного солнца проецировали на противоположной стене оконные рамы в виде размытого решетчатого узора. Обеденный стол в кухне был накрыт на двоих и отдельно стоял еще поднос с миской, ложкой и ломтем хлеба. На плите урчало в сковородке, накрытой тарелкой, жаркое; по временам тарелка жалобно звякала, выпуская струйку пара.