– Что здесь случилось? – спокойно спросил консул. – Я слышал крик.
– Этот негодяй принес меньше положенного, да еще отказывается уплатить штраф, – затараторил Крух, указывая пальцем на человека.
– Это правда? – обратился консул к мужчине.
– Прошу вас, выслушайте меня, – взмолился тот, опускаясь на колени перед консулом. Страх овладел им. – Это все, что у меня есть. Разве виноват я в том, что небеса так много проливали на землю дождя? Или разве мог я заставить пчел трудиться усерднее? Клянусь, я в поте лица собирал каждую каплю меда, чтобы принести подношения небесным теням. И пусть поразит меня молния, если я солгал. Умоляю, будьте милостивы ко мне и моим сыновьям.
– Сколько монет должен уплатить этот человек? – обратился консул к Круху.
– Десять монет, – ответил Крух с подобострастием. – По пять серебряных за каждый недостающий бочонок.
Сняв с пояса кожаный кошель, консул отсчитал десять серебряных монет и положил на стол перед изумленным Крухом.
– Прими в казну за этого человека, – сказал консул.
– Но мой господин … почему вы должны платить за этого … этого шарлатана? – сбивчиво проговорил Крух.
– Прими в казну, – повторил консул.
– Но так … но это неправильно, – возразил Крух.
– Ты смеешь учить меня? – произнес консул и так грозно поглядел на распорядителя, что тот в знак покорности поспешил поклониться и проворно принялся собирать монеты со стола.
– Да хранят вас небеса, – воскликнул мужчина, воздев руки вверх. – Сыновья мои, на колени . . .
– Довольно почестей. Встань, – ответил консул. – Ступайте с миром.
Пятясь спиной и кланяясь, человек с сыновьями вышли за дверь. Крух отобрал у меня перо и самолично внес в учетную книгу запись об исполнении долга. После этого он с великой осторожностью сложил монеты в ящик стола и закрыл на ключ. Когда со всем этим было покончено, Крух принялся докладывать своему господину о том, как обстоят дела в Северной башне. Консул слушал рассеянно, словно мысли его были заняты чем-то другим. Наконец, прервав Круха, он неожиданно обратился ко мне.
– Скоро полдень. У тебя есть занятия сегодня?
– Да, – ответил я.
– В таком случае едем. Я подвезу тебя до поместья.
Неуверенно поднявшись со стула, я взял в руки куртку.
– Готов? Тогда идем, – сказал консул.
И с этими словами он вышел за дверь, даже не попрощавшись с Крухом. Уже переступая порог, я обернулся и встретил на себе взгляд Круха. Он был полон зависти.
На улице нас ждала черная карета, запряженная двумя вороными конями. Кучер проворно спрыгнул на землю, открывая перед нами дверцу. Позади кареты верхом на лошадях сидели два всадника, разглядывавшие меня с явным любопытством, из чего я заключил, что консул не часто подвозил кого-нибудь в своей карете. Мы забрались внутрь. Кучер осторожно захлопнул за нами дверцу и поспешил на свое место. Слуга-великан уселся снаружи кареты рядом с ним. Пол под каретой просел, когда великан взобрался на подножку.
– Трогай, – крикнул консул.
Кучер взмахнул поводьями, и мы помчались. Внутри карета обита была темно-зеленым бархатом. Кожаные сиденья показались мне очень удобными – не слишком мягкие, не слишком жесткие. Карета плавно скользила над поверхностью земли, несмотря на камни и кочки, которых, я знал, было множество на пути к поместью от Северной башни. Я выглянул в окно. Сквозь прозрачное стекло проплывали голые деревья, высаженные в ряд вдоль дороги. Люди на обочине останавливались, провожая нас взглядом. Из-за угла выскочил дворовой пес. С яростным лаем он помчался рядом с нами, но быстро выбился из сил и отстал.
– Я хочу спросить тебя кое о чем, – произнес консул. – Но пообещай, что будешь откровенен.
– Хорошо, – ответил я, чувствуя как беспричинное волнение охватывает меня.
Консул медлил. Казалось, он пребывал в нерешительности. Пальцы его ритмично барабанили по мягкому подлокотнику, на котором покоилась его рука, выдавая напряженную работу мысли. Лицо было сосредоточенным. Испытующе поглядев на меня, словно старался заглянуть в мысли, консул спросил:
– Легко ли твоей семье собирать подношения для небесных теней?
– Нелегко, – ответил я.
– А другим людям, которых ты знаешь?
Я помотал головой.
– А говорят ли люди об этом друг с другом? – спросил консул. – О том, как им тяжело.