Триггером включения мистики Гаражища становится тот момент, когда ты впервые тут заночуешь. Потому, что тебе некуда идти. Или потому что незачем. Или потому что лень. Или потому, что ты пьян, и тебе некуда, незачем и неохота идти. Какая, к чёртовой матери, разница, где спать. Вот он, куцый топчанчик, вот спальник из машины, надувная подушечка и бутылочка колыбельной в маленьком холодильнике. И вот когда ты сидишь на плоской крыше в продавленном сидении от «Москвича», дыша запахом остывающего рубероида, и смотришь, как огромная шизофренического цвета луна рубит огромное поле острыми тенями на квадраты проездов, тебя вдруг принимает это место, и ты что-то понимаешь про себя и про него.
Или не принимает — тогда ты просто пьяный одинокий дурак на крыше гаража, иди спать уже.
Я тугой, скептичный циник, мне понадобилось посидеть вот так не одну ночь. Сидеть, курить, присасываться к горлышку и снова откидываться на спинку балансирующего на кривых полозьях старого кресла. Думать, думать — и потом не думать, глядя пустыми глазами в Луну. Если бы не стоящий подо мной в гараже УАЗ, я бы, наверное, так ничего не понял, но он оказался настолько этому месту сродни, что стал моим интерфейсом к Гаражищу Великому.
УАЗ вообще часто приводил меня к людям и людей ко мне. Отчего-то он не оставляет никого равнодушным, и как-то особенно обозначает вот эту точку в Мироздании, которая есть я. А тогда было лето, ночь, луна, бутылка виски и много-много печального безмыслия, которое однажды было нарушено самым неожиданным образом.
— Утаешь, евек?
Не будь я слишком пьян для резких движений, я мог бы подпрыгнуть от ужаса и навернуться с гаража вниз башкой, на чём бы моя история и закончилась. Но адреналин был блокирован алкоголем, и я даже ничуть не обосрался, вот ни капельки. Но представьте себе — ночь луна, тишина, обзор на 360 градусов, и полное одиночество. И потом тебе кто-то бормочет в ухо не пойми что. Мягко говоря, неожиданно.
— Утаешь, ашую? Устишь?
Чёрный силуэт за моим плечом, разумеется, не был ангелом смерти, иначе кто бы сейчас это всё рассказывал? Разглядеть кого-то спьяну в сверхконтрастном лунном контражуре сложно, и мне показалось сперва, что это какой-то ребёнок — этакий Гаврош в странных обносках. Беспризорник из старого кино. Может быть, из-за его необычной манеры говорить, глотая начала слов, шепелявя и путая согласные — так говорят иногда маленькие дети. Когда же я повернулся к нему, и лунный свет лёг иначе, он, наоборот, показался древним усохшим старичком, с дефектами речи из-за возрастной атрофии речевого аппарата и отсутствия зубов. Но и это не так — зубы у него все, и старичком он тоже не был. Вообще по внешности невозможно было сказать, сколько ему лет даже приблизительно, но по поведению я воспринимал его скорее, как подростка. Росточку он и правда невеликого, метр с кепкой, и вид имел изрядно бомжеватый. Собственно, так я тогда и подумал, продышавшись от неожиданности — бомжик какой-то приблудился. Это было странно — бомжей в Гаражищах не водилось вовсе, что им там делать-то? Но, в общем, не странней многого, что я видел в жизни.
— Тебе чего? — спросил я несколько неласково.
— Утишь?
— Что? Не понимаю! — начал раздражаться я. Не люблю бомжей, знаете ли. Не за что-то конкретное, а так. Брезгую. Запах этот… Хотя от него-то как раз не пахло. Не то что бомжом, а вообще ничем. Может поэтому от общения с ним всегда оставалось ощущение некоторой нереальности.
— Ты кто вообще?
— Сандр а.
— Александр, что ли, Саша?
— Ни. Ни кса, ни аша. Сандр. Сандр а.
Понимать его вначале было трудно, но потом я как-то приспособился. Однако, даже когда я научился разбирать его невнятную скороговорку, то, как его на самом деле зовут, всё равно не понял. Он бурно протестовал против Александра, ничего более созвучного в голову не пришло — так и остался Сандером.
— И что тебе нужно, Сандер?
Тот потоптался как-то смущённо, ковырнул ножкой, пожал плечиками — я уже решил, что точно, сейчас выпить попросит. Мне не то чтобы жалко, но не люблю бесцеремонности и не нуждаюсь в компании. Так что я уже внутренне начал выстраивать умеренно вежливый отказ, но человечек меня удивил.