— Ну-ка пошла вон отсюда, шалава! — я сама удивилась, почему так назвала девушку.
И почему выгоняла только ее… Додумать мне не дали.
— Что ты сказала? — истерично вскрикнула брюнетка, всплескивая руками.
На ней уже отсутствовала кофточка и лифчик. Благо хоть юбку еще не успела стащить. Глаза оборотня гневно сверкнули. Он разозлился. Но меня уже понесло.
— А что, есть сомнения? — ухмыльнувшись, указала на ее вид. — Между прочим, сюда дети приходят! — посрамила брюнетку.
Девушка поджала губы. Мужчина просто молчал, не желая вклиниваться в разговор. Но я заметила странный огонек, полыхнувший в его глазах.
— Замечательно! — зашипела девица и, подхватив свою одежду, спешно оделась.
Я скрестила руки на груди и выжидала. Не ожидала, что она не станет закатывать истерику. Девушка удивила. Но больше всего меня волновал оборотень. Каким-то подозрительно спокойным он мне показался. Словно все равно получит свой лакомый кусочек… И вроде я могла бы не волноваться по этому поводу…
— Пойдем отсюда. Похоже, у некоторых здесь зависть берет! — небрежно швырнула мне в лицо слова девушка и победно зыркнула на мужчину.
Но его взгляд буквально приклеился ко мне. Я сглотнула. Руки вспотели, пришлось нервно сжать ладони. Не нравится мне то, каким плотоядным взглядом оборотень буравил меня. Зверь во мне заерзал и взвыл. Он словно принюхивался и что-то решал для себя. Мысли разбежались из головы, как трусливые зайцы. Сердечко гулко забилось.
— Иди, — не уделив брюнетке и секунды своего внимания, прорычал оборотень.
Я попятилась. Конечно, он бы не сделал того, о чем я сейчас подумала! Но похотливый блеск в его глазах прямо вопил об опасности.
— Как это… — не успела она договорить, как мужчина схватил ее под локоть и выволок за дверь.
К моему великому сожалению, ключи от двери висели в замке. Оборотень запер ее и, широко скалясь, надвигался на меня. Я пятилась, пока не уткнулась в свой письменный стол.
— Попалась, детка, — прогремел он над ухом и шумно вдохнул запах.
Рычание пумы уже в который раз вибрировало в его груди. Я облизала пересохшие губы. Чаще задышала.
— Отвали, кошак! — собрав всю волю в кулак, оттолкнула от себя мужчину.
Конечно, моя сила против его не достаточная. Он лишь отшатнулся назад. Понял свое преимущество. Оскалился. В мгновение ока снова навис надо мною.
— Ты пожалеешь об этом, клянусь! — гаркнула в тот момент, когда его руки взяли в плен мою грудь.
Что-то странное произошло с телом. Нужно было сопротивляться, браниться, кричать, но вместо этого зверь во мне взревел и сам толкнул вперед. Соски напряглись под тонкой материей сарафана. Как же мне ненавистна стала мысль, что я не одела с утра лифчик! Дура! И сейчас противные пальцы потирали затвердевшие горошинки. Как могла, сдерживала стон удовольствия. Огонь желания полыхнул и прокатился разгоряченной лавой по венам. В комнате резко стало не хватать воздуха. Что вообще происходит со мной? Не успела как следует подумать об этом, как оборотень небрежно спихнул лямки с плеч, и сарафан повалился на пол. Это уже слишком!
— Если ты сейчас же не престанешь, то… — начала я, но он что-то грозно прорычал и грубо развернул меня к себе спиной.
Оборотень шумно дышал. Показалось, что он и сам борется с собой и своим зверем, но в итоге побеждает последний…
— Ненавижу тебя! — крикнула я.
Схватившись рукой за мой подбородок, мужчина опустил руку на шею и потянул на себя. Я стала задыхаться. С глаз брызнули слезы. Но не от страха, а нехватки воздуха.
— Пу…с…ти! — еле прохрипев, принялась изворачиваться, но тщетно.
Гад слишком крепко зафиксировал мое тело. Я только и могла, что брыкаться.
— Отпустить? Не-е-ет! — самодовольно, тягуче пропел он.
Показывал, кто сейчас главный. Слезы вмиг прекратились. В груди поднималась ярость и гнев зверя. Он требовал подчиниться ему, выпустить и показать кошаку, кто выйдет победителем.
— Ты мне кое-что задолжала, — теперь в его голосе сквозила игривая интонация.
Оборотень расслабил хватку, и я начала жадно хватать ртом воздух.
— Да пошел ты! — выплюнула слова.
Пыталась вырваться, но снова потерпела поражение. Я стояла перед кошаком почти голая и уязвимая. На мне остались лишь трусики.