— Тебя не должен волновать мой бизнес.
Я промолчал.
— Сыграй в «русскую рулетку», — предложил Бек.
— И что это докажет?
— Федеральный агент на это не пойдет.
— Почему вас так беспокоят федеральные агенты?
— Это также не должно тебя волновать.
— Я не федеральный агент, — сказал я.
— Так докажи это. Сыграй со мной в «русскую рулетку». Я имею в виду, я и так, образно говоря, уже играю с тобой в «русскую рулетку», хотя бы тем, что впустил тебя в свой дом, не зная, кто ты такой.
— Я спас вашего сына.
— И я очень признателен за это. Настолько признателен, что до сих пор разговариваю с тобой вежливо. Настолько признателен, что, возможно, предложу тебе убежище и работу. Потому что мне нравятся люди, доводящие дело до конца.
— Я не ищу работу, — сказал я. — Я хочу только укрыться где-нибудь на пару дней, а затем двинуться дальше в путь.
— Мы о тебе позаботимся. Тебя никто не найдет. Здесь ты будешь в полной безопасности. Если пройдешь испытание.
— Вы имеете в виду «русскую рулетку»?
— Безотказное испытание. Насколько я могу судить.
Я промолчал. В комнате воцарилась тишина. Захария Бек подался вперед.
— Ты либо со мной, либо против меня, — сказал он. — И сейчас ты покажешь, кто ты на самом деле. Искренне надеюсь, ты сделаешь мудрый выбор.
Дьюк отошел к двери. Под его ногами скрипнула половица. Я прислушался к шуму океана. Брызги взлетали вверх, ветер набрасывался на них словно сумасшедший, и тяжелые капли пены, ленивыми дугами изгибаясь в воздухе, барабанили в оконное стекло. Гулко обрушилась на скалы седьмая волна, более мощная, чем предыдущие. Я взял лежавшую передо мной «Анаконду». Достав из подмышки пистолет, Дьюк направил его на меня на тот случай, если я был настроен на что-то отличное от рулетки. У него был «штейр СПП», по сути дела, пистолет-пулемет «Штейр ТМП», укороченный до пистолета. Эта редкая штучка из Австрии даже в его лапе казалась огромной и отвратительной. Оторвав от нее взгляд, я сосредоточил внимание на «кольте». Воткнув патрон большим пальцем в гнездо барабана, я закрыл барабан и крутанул его. В тишине отчетливо прозвучало мягкое ворчание храповика.
— Играй, — предложил Бек.
Крутанув барабан еще раз, я поднял револьвер и приставил дуло к виску. Сталь была холодной. Глядя Беку прямо в глаза, я затаил дыхание и надавил на спусковой крючок. Барабан повернулся, курок взвелся. Движение было мягким, словно шелк скользил по шелку. Я нажал на спусковой крючок до конца. Курок упал. Послышался громкий щелчок. Я прочувствовал удар курка через сталь ствола до самого виска. И больше ничего. Выдохнув, я опустил револьвер и, не разжимая пальцы, положил руку на стол. Затем перевернул руку и достал указательный палец из спусковой скобы.
— Ваша очередь, — сказал я.
— Я просто хотел взглянуть, как у тебя получится, — сказал Бек.
Наступила тишина. Я улыбнулся.
— Хотите посмотреть еще раз? — предложил я.
Бек промолчал. Взяв револьвер, я снова крутанул барабан и дал ему остановиться. Приставил дуло к виску. Ствол был такой длинный, что мне пришлось максимально отставить локоть. Я нажал на спусковой крючок, быстро и решительно. В тишине отчетливо прозвучал громкий щелчок. Звук точного механизма стоимостью восемьсот долларов, работающего так, как ему положено. Опустив револьвер, я крутанул барабан в третий раз. Поднял револьвер. Нажал на спусковой крючок. Ничего. Я проделал то же самое в четвертый раз, быстро. Ничего. В пятый раз, еще быстрее. Ничего.
— Хватит, — сказал Бек.
— Расскажите мне о восточных коврах, — сказал я.
— Рассказывать особенно нечего. Их стелят на пол. Люди их покупают. Иногда за очень большие деньги.
Я улыбнулся. Снова поднял револьвер.
— Ставки шесть к одному, — заметил я.
Я крутанул барабан в шестой раз. В комнате стало абсолютно тихо. Я приставил дуло к виску. Нажал на спусковой крючок. Услышал шлепок курка, ударившего по пустому гнезду. И больше ничего.
— Достаточно, — сказал Бек.
Опустив «кольт», я откинул барабан и вытряс патрон на стол. Аккуратно выровнял его и катнул обратно Беку. Латунь прогремела по дереву. Остановив патрон рукой, Бек молча сидел минуты две-три, глядя на меня так, словно я был хищным зверем в зоопарке. Словно жалея о том, что нас не разделяет решетка.
— Ричард сказал, ты служил в военной полиции, — наконец сказал он.
— Тринадцать лет, — подтвердил я.
— И у тебя хорошо получалось?
— Лучше, чем у тех громил, которых вы прислали заним.
— Мальчишка отзывается о тебе очень хорошо.
— А как же иначе, — сказал я. — Как-никак, я его спас. При этом сам вляпался по уши.
— Тебя нигде не хватятся?
— Нигде.
— А родные?
— У меня никого нет.
— На работе?
— Теперь я не могу на нее вернуться. Не так ли? Какое-то время Бек играл с патроном, катая его по столу указательным пальцем. Затем положил его на ладонь.
— Кому я могу позвонить? — спросил он.
— Зачем?
— Чтобы получить рекомендации с места работы, — продолжал Век. — У тебя ведь был хозяин, так?
Вот они, ошибки, требуют расплаты.
— Я был сам себе хозяин, — сказал я.
Бек положил патрон на стол.
— Лицензия, страховка, регистрация в налоговой полиции? — уточнил он.
Я помолчал мгновение.
— Не совсем.
— Почему?
— Были причины.
— Документы на фургон есть?
— Куда-то подевались.
Бек снова покатал патрон по столу, не отрывая от меня взгляда. Я буквально видел его мыслительный процесс. Он лихорадочно думал. Обрабатывал информацию. Пытался сопоставить ее с тем суждением, которое уже составил обо мне. Я читал его мысли. «Крутой парень, бывший военный, на старом фургоне, который ему не принадлежит. Угнал машину. Убил полицейского». Захария Бек улыбнулся.
— Подержанные компакт-диски, — сказал он. — Я видел тот магазинчик.
Я промолчал, спокойно выдержав его взгляд.
— Дай предположить. Ты распространял краденные компакт-диски.
«Наш человек». Я покачал головой.
— Пиратские копии. Я не вор. Я бывший военный, пытаюсь заработать на жизнь. И я верю в свободу самовыражения.
— Черта с два, — буркнул Бек. — Ты думаешь только о том, чтобы урвать лишний доллар.
«Наш человек».
— Об этом тоже, — согласился я.
— И как у тебя получалось?
— Достаточно неплохо.
Бек сгреб патрон и швырнул его Дьюку. Тот поймал его одной рукой и бросил в карман пиджака.
— Дьюк у меня возглавляет службу безопасности, — сказал Бек. — Ты будешь работать на него, начиная с этой минуты.
Я взглянул на Дьюка, затем на его босса.
— А если я не хочу на него работать? — спросил я.
— У тебя нет выбора. За тобой числится убитый полицейский в Массачусетсе, а у нас есть твое имя и пальчики. Тебе назначается испытательный срок до тех пор, пока мы не поймем, что ты за человек. Но ты взгляни на это со светлой стороны. Думай о пяти тысячах долларов. Это ведь уйма пиратских компактов.
Разница между почетным гостем и сотрудником, принятым на испытательный срок, заключалась в том, что ужинал я на кухне с другой прислугой. Верзила из домика привратника на ужине не показывался, но зато были Дьюк и другой тип, которого я определил в механики на все руки или в подручные. Кроме того, на ужине были горничная и кухарка. Мы впятером сидели вокруг простого стола и ели те же блюда, что и хозяева в гостиной. А может быть, и лучше, потому что кухарка, возможно, плюнула им в кастрюлю, а вот нам она вряд ли бы плюнула. Я много времени провел среди рядовых и сержантов и знал что к чему.
Разговор за ужином не клеился. Кухарка была угрюмой женщиной лет под шестьдесят. Горничная держалась робко. Мне показалось, она здесь относительно недавно и еще не знает, как себя вести. Она была молодая и некрасивая. На ней были хлопчатобумажная сорочка и шерстяной свитер. На ногах громыхающие ботинки на толстой подошве. Механик был средних лет, худой, седой, молчаливый. Дьюк тоже молчал, потому что думал. Бек озадачил его проблемой, и он не знал, как к ней подступиться. Можно ли меня как-то использовать? Можно ли мне верить? Дьюк неглуп, это очевидно. Он видел все тонкие места и был готов потратить какое-то время на то, чтобы их внимательно исследовать. Дьюк мой ровесник. Быть может, чуть моложе, быть может, чуть старше. У него грубое некрасивое лицо, скрывающее возраст. Мы с ним примерно одной комплекции. Возможно, у меня кость чуть пошире, возможно, он чуть более громоздкий. Вес наш различался не больше чем на фунт-два. Я сидел рядом с Дьюком, молча ел и пытался точно рассчитать время, когда нормальный человек должен был бы задать вопрос.