Пулемет был настолько большой, что мне пришлось прижаться спиной к стене, чтобы его обойти. Я заметил два телефонных аппарата. Один, вероятно, подключен к внешней линии. Другой — к внутренней сети, связывающей домик привратника с особняком. На стене висели коробки охранной сигнализации. Вероятно, к одной подключены датчики на ничейной территории. К другой — датчик, реагирующий на движение, установленный на воротах. На экране застыла черно-белая картинка с камеры наружного наблюдения.
— Ты ударил меня ногой, — начал Поли.
Я молчал.
— Потом ты попытался наехать на меня машиной, — продолжал он.
— Предупредительные выстрелы, — сказал я.
— Насчет чего?
— Дьюка больше нет.
Поли кивнул.
— Слышал.
— Так что теперь вместо него я, — сказал я. — Ты отвечаешь за ворота, я отвечаю за дом.
Он снова кивнул. Ничего не сказал.
— Теперь я отвечаю за Беков, — продолжал я. — Отвечаю за их безопасность. Мистер Бек мне доверяет. Доверяет настолько, что дал мне оружие.
— Все это время я пристально смотрел на Поли. От такого взгляда люди начинают ощущать боль между глаз. Именно в этот момент химия и стероиды должны были бы вступить в действие, и Поли, глупо ухмыльнувшись, должен был бы объявить: «Ну, он больше не будет тебе доверять, после того, как я скажу ему о том, что нашел в скалах, да? После того, как я скажу ему, что у тебя уже было оружие». Он должен был бы заерзать, усмехнуться и заговорить нараспев. Но Поли ничего не сказал. И ничего не сделал. Вообще никак не отреагировал на мои слова, если не считать того, что его взгляд стал чуть рассеянным, словно Поли пытался просчитать, что все это значит для него лично.
— Ты все понял? — спросил я.
— Был Дьюк, а теперь вместо него ты, — равнодушно промолвил он.
Значит, мой тайник обнаружил не он.
— Я отвечаю за всю семью, — повторил я. — В том числе и за миссис Бек. Игра закончена, договорились?
Поли молчал. От того, что приходилось задирать голову, у меня уже начинала ныть шея. Мой позвоночник больше привык к тому, чтобы я смотрел на собеседника сверху вниз.
— Договорились? — повторил я.
— Или?
— Или нам с тобой придется постоянно сталкиваться друг с другом.
— Лично я с удовольствием.
Я покачал головой.
— Никакого удовольствия не будет. Даже не мечтай. Я разорву тебя на части, кусок за куском.
— Ты так думаешь?
— Ты бил военного полицейского? — спросил я. — Когда служил в армии?
Поли не ответил. Лишь молча отвел взгляд. Вероятно, вспоминая свой арест. Наверное, он оказал сопротивление и его пришлось немного усмирить. А затем, скорее всего, он где-нибудь скатился кубарем с лестницы, так что ему здорово досталось. Где-нибудь по дороге от места задержания до тюремной камеры. Совершенно случайно. При определенных обстоятельствах такое происходит сплошь и рядом. Впрочем, офицер, производивший задержание, наверняка захватил с собой шестерых дюжих ребят. Лично я захватил бы восьмерых.
— А потом я выставлю тебя за дверь, — продолжал я. Его взгляд вернулся на меня, медленно и лениво.
— Не сможешь, — сказал Поли. — Я работаю не на тебя. И не на Бека.
— А на кого ты работаешь?
— На одного человека.
— Этот один человек имеет имя?
Он покачал головой.
— Фишка не ложится.
Не вынимая рук из карманов, я протиснулся мимо пулемета. Направился к выходу.
— Теперь мы с тобой все уладили? — спросил я.
Поли посмотрел на меня. Ничего не сказал. Но он оставался спокоен. Наверное, его утренняя доза была хорошо сбалансирована.
— Ты оставишь миссис Бек в покое, так? — спросил я.
— Пока ты здесь, — ухмыльнулся Поли. — Ты будешь здесь не вечно.
«Надеюсь», — подумал я. Зазвонил телефон. Внешняя линия, решил я.
Вряд ли Элизабет или Ричард стали бы звонить Поли из дома. В тишине звонок прозвучал особенно громко. Поли снял трубку и назвал свое имя. После чего стал молча слушать. Я слышал отзвуки доносившегося из трубки голоса, отдаленного и неразборчивого, с вибрацией и металлическим гудением, не позволявшим разобрать ни слова. Неизвестный говорил меньше минуты. Поли положил трубку, затем нежно качнул ладонью пулемет на цепи. Я догадайся, что это умышленная имитация того, что я сделал с тяжелой боксерской грушей в тренажерном зале в то утро, когда мы впервые встретились. Поли ухмыльнулся.
— Я приглядываю за тобой, — сказал он. — Всегда буду приглядывать.
Не обращая на него внимания, я открыл дверь и шагнул на улицу. Дождь окатил меня словно из брандспойта. Нагнувшись вперед, я пошел прямо на него. Затаив дыхание, с очень неприятным ощущением под ложечкой, которое оставило меня только тогда, когда я преодолел всю сорокаярдовую дугу, которую можно было держать под прицелом из внутреннего окна. Только тогда я выдохнул.
Не Бек, не Элизабет, не Ричард. И не Поли.
Фишка не ложится.
Доминик Коль сказала мне «фишка не ложится» в тот вечер, когда мы пили пиво. Произошло что-то непредвиденное, и мне пришлось срочно перенести нашу встречу. Потом переносила встречу уже она, так что выбраться в кафе нам удалось только через неделю. Быть может, через восемь дней. В те времена сержанту и кали-тану провести вечер вместе в военном городке было весьма непросто, потому что в офицерских клубах соблюдалась строгая субординация, поэтому мы отправились в кафе в город. Это было обычное заведение, вытянутый зал с низким потолком, восемь бильярдных столов, море народа, море неона, море музыкальных автоматов, море дыма. Там было жарко и душно. Кондиционеры работали не останавливаясь, но от них не было никакого толка. Я был в рабочих штанах и старой армейской футболке, потому что штатской одежды у меня не было. Коль пришла в платье. Простой прямой покрой, длина по колено, черное, в мелкий белый горошек. Очень мелкий. Скорее не горошек, а точки. Совсем неброский узор.
— Как поживает Фраскони? — спросил я.
— Тони? Отличный парень.
Больше Коль о нем не говорила. Мы заказали «Катящиеся скалы», чему я был очень рад, поскольку в то лето это был мой любимый напиток. Из-за шума Коль, говоря, вынуждена была наклоняться ко мне очень близко. Я наслаждался этой близостью. Но не обманывал себя. Все дело было в децибелах, и только в них. И я не собирался предпринимать никаких шагов. Официальных препятствий этому не было. Наверное, какие-то правила существовали и тогда, однако строгих законов еще не было. Понятие сексуального домогательства проникало в армию с трудом. Но я уже ощущал потенциальное неравенство. Конечно, я не мог ничем ни помочь, ни навредить карьере Коль. Из ее личного дела ясно следовало, что она станет главным сержантом, а затем первым сержантом, причем произойдет это так же неизбежно, как день сменяется ночью. Затем будет прыжок к следующему разряду, в сержант-майоры. Это Коль тоже по плечу. А вот дальше начнутся проблемы. Следом за сержант-майором идет штаб-сержант-майор, а такой всего один на целый полк. Ну а дальше идет сержант-майор вооружейных сил, а такой вообще всего один. Так что Коль будет расти по службе, а потом остановится, что бы я ни говорил по этому поводу.
— Мы столкнулись с тактической проблемой, — сказала она. — А может быть, со стратегической.
— В чем дело?
— Помните то светило науки, Горовского? На наш взгляд, речь не идет об обычном шантаже. То есть, у него нет никакой страшной тайны. Похоже, его родным угрожают. Так что это не шантаж, а скорее принуждение.
— Как вы это определили?
— Его личное дело чистое как свежевыпавший снег. Его прошлое проверили до самого дна и обратно. Это делается как раз для того, чтобы исключить возможность шантажа.
— Так он болел за «Красные носки»?
Коль покачала головой.
— За «Нью-Йорк янкиз». Он родом из Бронкса. Закончил там научно-техническую школу.
— Отлично, — сказал я. — Он мне уже нравится.
— Но согласно инструкциям мы должны немедленно отстранить его от дел.