— Только в одном свете, — наконец повторила она. — Почему бы не сказать прямо, что мы имеем в виду?
— Потому что мы этого не хотим.
Даффи снова умолкла. Прошла минута. Две. Затем она опять посмотрела мне в глаза, осененная новой идеей.
— А что насчет твоей обуви?
Я покачал головой.
— То же самое. Ко мне уже привыкли. Ни с того ни с сего по-другому на меня смотреть не будут.
— И все же это большой риск.
Я пожал плечами.
— Бек дал мне «Беретту М9», — сказал я. — Так что подождем и посмотрим. Если он нагнется, чтобы приглядеться к моим ботинкам, я выстрелю ему в лоб.
— Но Бек ведь простой бизнесмен, так? В основе своей? Неужели он сделал бы с Терезой что-то плохое, если бы не знал, что она представляет угрозу для его дела?
— Не знаю, — сказал я.
— Это он убил горничную?
Я покачал головой.
— Ее убил Куинн.
— Ты при этом присутствовал?
— Нет.
— Тогда почему ты так решил?
Я отвел взгляд.
— Узнал его работу.
В четвертый раз я встретился с сержантом первого класса Доминик Коль через неделю после вечера в баре. По-прежнему было жарко. Ходили разговоры о тропическом урагане, надвигавшемся со стороны Бермудов. У меня на столе лежал миллион папок. На меня свалились изнасилования, убийства, самоубийства, кража оружия, драки, а совсем недавно у нас был настоящий бунт, потому что на кухне для рядового состава сломался холодильник и несколько коробок мороженого превратились в сладкую водичку. Я только что переговорил по телефону с одним приятелем из Форт-Ирвина в Калифорнии, заверившего меня, что то же самое происходит и у них, когда дуют ветры из пустыни.
Коль пришла в шортах и рубашке с коротким рукавом. Пот ее по-прежнему не мучил. Ее кожа была по-прежнему словно посыпана пылью. Она принесла папку, распухшую раз в восемь с тех пор, как я дал ей ее.
— Отделяемое оперение должно быть из металла, — сказала Коль. — Это окончательный вердикт.
— Вот как? — спросил я.
— Конструкторы предпочли бы пластмассу, но, по-моему, они решили, что так их работа будет иметь больший вес.
— Будь по-вашему, — согласился я.
— На самом деле я веду все к тому, что разработка оболочки практически завершена. Теперь все готово для того, чтобы заняться действительно важными вещами.
— Вы по-прежнему питаете теплые чувства к этому Горовскому?
Коль кивнула.
— Его потеря станет настоящей трагедией. Он неплохой парень и невинная жертва. А так Горовский отлично делает свое дело и приносит пользу армии.
— В таком случае, что вы хотите?
— Затея довольно хитрая, — сказала она. — Я бы предпочла посвятить Горовского в наш замысел и через него передать дезу тому, кто держит его на крючке. В этом случае мы сможем продолжить расследование, не рискуя выдать каких-либо секретов.
— Но?
— Настоящие секреты выглядят как деза. Устройство очень своеобразное. Оно похоже на большой дротик для дартса. И взрывчатки в нем нет.
— Так за счет чего же оно работает?
— Кинетическая энергия, обедненный уран — металл с очень большой удельной плотностью, тепло и все такое. Вы слушали курс высшей физики?
— Нет.
— Тогда вы ничего не поймете. Но мне кажется, если мы подкинем некачественную дезу, наш плохиш это сразу же поймет. Этим мы подвергнем Горовского большому риску. Точнее, его девочек.
— Значит, вы предлагаете передать настоящие чертежи?
— На мой взгляд, иного выхода у нас нет.
— Очень большой риск, — заметил я.
— Вам решать. Именно за это вам платят большие деньги.
— Я всего лишь капитан, — возразил я. — Мне бы пришлось клянчить бесплатные продовольственные талоны, если бы у меня было время, чтобы есть.
— Ваше решение?
— У вас есть наводки на плохиша?
— Нет.
— Вы уверены, что дело не выйдет из-под контроля?
— Абсолютно, — сказала Коль.
Я улыбнулся. В этот момент она производила впечатление самого хладнокровного человека на земле. Блестящие глаза, серьезное выражение лица, волосы, зачесанные за уши, шорты хаки, обтягивающая рубашка защитного цвета, носки, высокие ботинки, во всех остальных местах темная, запыленная кожа.
— Так принимайтесь за дело, — сказал я.
— Я никогда не танцую, — вдруг заявила Коль.
— Что?
— Дело было не в вас, — пояснила она. — Если честно, мне очень хотелось бы с вами потанцевать. Но я никогда ни с кем не танцую.
— Это еще почему?
— По одной простой причине. Я очень стесняюсь. У меня плохо скоординированы движения.
— Как и у меня.
— Быть может, нам следует потренироваться наедине, — сказала Коль.
— По отдельности?
— Нет, мы будем следить друг за другом. Это все равно что бороться с алкоголизмом.
Подмигнув, она вышла из кабинета, оставив в душном, спертом воздухе слабый аромат духов.
Мы с Даффи молча допили кофе. Мой показался мне на вкус слишком жидким, холодным и горьким. У меня пропало всякое настроение пить кофе. Правый ботинок жал. А еще совсем недавно мне казалось, он мне как раз. Теперь же я воспринимал его как ядро на цепи. Сначала я считал, что имею дело с верхом изобретательности. Мне хорошо запомнился первый раз, когда я открыл каблук, — это было три дня назад, вскоре после того, как я впервые попал в особняк, после того, как Дьюк запер меня в моей комнате. «Я в игре». Тогда я казался себе героем шпионского боевика. Но я хорошо помнил, как доставал устройство последний раз. В туалете комнаты Дьюка, полтора часа назад. Я включил его, и меня встретило сообщение от Даффи: «Нам нужно встретиться».
— Почему ты хотела со мной встретиться? — спросил я.
Даффи покачала головой.
— Теперь это уже неважно. Я пересмотрела нашу операцию. Теперь остается только одна задача: вернуть Терезу. Найди ее и вытащи ее оттуда, хорошо?
— А что насчет Бека?
— Бека оставь в покое. Я снова все испортила. Эта горничная выполняла официальное задание, а Тереза — нет. Как и ты. И горничная погибла, так что меня вышвырнут с работы за то, что я нарушила инструкции и направила к Беку вас с Терезой. Дело против Бека придется свернуть, потому что я уже столько раз нарушила закон, что оно развалится в любом суде. Так что вытаскивай Терезу, и все разойдутся по домам.
— Ладно.
— И ты должен будешь забыть о своем Куинне, — продолжала Даффи. — Оставить его в покое.
Я промолчал.
— В любом случае, мы потерпели неудачу, — сказала она. — Ты не обнаружил ничего полезного. Абсолютно ничего. Никаких улик. Мы только впустую потеряли время.
Я молчал.
— Моя карьера полетит к черту, — печально усмехнулась Даффи.
— Когда ты собираешься сообщить своему начальству?
— Насчет горничной?
Я кивнул.
— Прямо сейчас. Не медля ни минуты. Я должна так поступить. У меня нет выбора. Но сначала я загляну в компьютер и выясню, кто ее направил к Беку. Потому что я бы предпочла объясниться лицом к лицу. В этом случае у меня будет возможность принести извинения. А так начнется огромный скандал, прежде чем я успею что-либо сделать. Мои коды доступа блокируют, и мне предложат в течение получаса собрать свои пожитки.
— Ты уже давно работаешь на этом месте?
— Давно. Я надеялась, что когда-нибудь стану первой в истории женщиной-директором.
Я промолчал.
— Я бы обязательно все тебе рассказала. Уверяю тебя, если бы тамдействовал еще один агент, я обязательно сказала бы об этом.
— Верю, — сказал я. — Извини за то, что поспешил тебя обвинить.
— Это стресс. Внедренному агенту приходится очень нелегко.
Я кивнул.
— Я там словно окружен со всех сторон зеркалами. Одно непрерывно сменяет другое, черт побери. Теряется ощущение реальности.
Оставив недопитый кофе на столе, мы направились к выходу, во внутренние переходы торгового центра, а затем на улицу, под дождь. Как выяснилось, наши машины стояли рядом. Даффи чмокнула меня в щеку. Затем села в "торес " и поехала на юг, а я сел в «сааб» и поехал на север.
Поли и не думал спешить, открывая передо мной ворота. Мне пришлось прождать минуты две, прежде чем он вперевалочку вышел из дома. На нем снова был дождевик. Остановившись, Поли долго смотрел на меня, прежде чем начал возиться с запором. Но мне было все равно. У меня в голове звучал голос Даффи: «Я пересмотрела нашу операцию». Почти всю мою службу в армии моим непосредственным начальником был некий Леон Гарбер. Он привык выражать свои мысли пословицами и афоризмами. У него находилось что-нибудь подходящее на любой случай. Так, Гарбер говорил: «Умный человек постоянно пересматривает стоящие перед ним задачи, так как это помогает не выбрасывать деньги на ветер». Понятие «деньги» он употреблял не в буквальном смысле. Под ним Гарбер понимал материальные и людские ресурсы, время, силы, энергию. Еще он часто противоречил самому себе. Не менее часто Гарбер повторял: «Ни в коем случае не отвлекайтесь от выполнения непосредственно стоящей перед вами задачи». Разумеется, то же самое верно в отношении любых пословиц. «У семи нянек дитя без глаза» и «Дружная работа — дело спорится»; «Слово не обух, в лоб не бьет» и «Слово пуще стрелы разит». Но в целом, если снять несколько поверхностных слоев противоречащей друг другу шелухи, Гарбер выступал за постоянную коррекцию планов. Поддерживал такой подход обеими руками. В основном потому, что корректировать планы значило думать, а он считал, что от мыслительных процессов еще никому плохо не становилось. Вот и я думал, думал напряженно, так как чувствовал, что ко мне медленно и незаметно подкрадывается какая-то мысль, которую я пока что никак не мог ухватить. Связанная с тем, что сказала мне Даффи: «Ты не обнаружил ничего полезного. Абсолютно ничего. Никаких улик».