Я лег на кровать, полностью одетый. По моим расчетам, следующие сутки или двое должны были стать решающими, и мне хотелось хотя бы пять-шесть часов из них поспать. Мой опыт говорил, что усталостью обусловлено больше провалов, чем невнимательностью и глупостью вместе взятыми. Возможно, потому что усталость приводит и к невнимательности, и к глупости. Поэтому я устроился поудобнее и закрыл глаза. Поставил мысленный будильник у себя в голове на два часа ночи. Будильник, как всегда, не подвел. Я проснулся после двух часов сна, отдохнувший и бодрый.
Встав с кровати, я крадучись спустился вниз. Прошел по коридору на кухню и отпер дверь черного входа. Все свое железо я оставил на столе, так как не хотел, чтобы металлодетектор поднимал шум. Я вышел на улицу. Было очень темно. На небе ни луны, ни звезд. Море громко шумело. Воздух был холодный. Дул ветер, приносивший запах сырости. Пройдя к четвертому гаражу, я открыл ворота. «Сааб» стоял там, куда я его поставил. Открыв заднюю дверь, я достал свой сверток. Отнес его к забору и спрятал в яму. Затем вернулся за первым телохранителем. Он был мертв уже несколько часов, и низкая температура окружающего воздуха лишь ускорила трупное окоченение. Вытащив труп, я взвалил его на плечо. Это было все равно что нести двухсотфунтовое бревно. Закоченевшие руки торчали словно ветви.
Я отнес труп к расщелине, которую показал мне Харли. Положил его на каменную плиту и начал считать волны. Дождался седьмой. Она накатилась на гранит, и прежде чем вода успела добраться до моих ног, я спихнул труп в море. Волна подхватила его и понесла ко мне. Казалось, мертвец хочет схватить меня своей окоченевшей рукой и утащить с собой. Или послать мне воздушный поцелуй. Мгновение труп лениво плавал на поверхности, но затем волна схлынула, расщелина осушилась, и он исчез.
Потом я проделал то же самое со вторым трупом. Океан забрал и его, в компанию к его дружку — и горничной. Я посидел на корточках, подставляя лицо ветру, слушая шум неустанного прибоя. Затем вернулся в гараж, закрыл заднюю дверь «сааба» и сел за руль. Оторвал до конца обивку потолка и достал бумаги горничной. Восемь листов писчей бумаги. Я прочитал их в тусклом свете лампочки в салоне. В них было много технических характеристик. Много подробностей. Но в целом они не сообщили мне ничего такого, что я уже не знал. Дважды перечитав бумаги, я вернулся с ними на скалистый берег. Сел на камень и сложил из каждого листа бумажный кораблик. Меня научили этому в детстве. Наверное, отец. Я не помнил. А может быть, старший брат. Я спустил восемь маленьких корабликов в отступающее море и проводил взглядом, как они, качаясь на волнах, скрылись в кромешной темноте на востоке.
Затем я потратил какое-то время, устанавливая на место обивку потолка. В конце концов получилось довольно сносно. Я закрыл гараж. По моим расчетам, я должен был исчезнуть до того, как кто-либо его откроет и обнаружит повреждения, полученные «саабом». Я вернулся в дом. Загрузил свои карманы, запер дверь и прокрался наверх. Разделся до трусов и забрался в кровать. Мне хотелось урвать еще три часа сна. Поэтому я переставил внутренний будильник, укутался в одеяло, промял головой подушку и закрыл глаза. Попытался заснуть. Но не смог. Сон не шел. Вместо него явилась Доминик Коль. Она шагнула ко мне прямо из темноты, как я и ожидал.
В восьмой раз мы встретились для того, чтобы обсудить некоторые тактические проблемы. Арестовывать офицера военной разведки было все равно что растревожить осиный рой. Разумеется, военная полиция имеет дело исключительно с военными, преступившими закон, так что не было ничего нового в том, чтобы действовать против одного из наших. Но военная разведка занимала в армии особое место. Эти ребята окружили себя завесой секретности и старались изо всех сил не отчитываться ни перед кем. Справиться с ними было очень непросто. Обычно они смыкали свои ряды быстрее, чем рота почетного караула на плацу. Поэтому нам с Коль требовалось многое обсудить. Я не хотел, чтобы мы встретились у меня в кабинете. Там не было второго стула. Мне не хотелось, чтобы Коль в течение всего нашего разговора стояла передо мной. Поэтому мы снова отправились в городской бар. Решив, что это самое подходящее место. Дело становилось таким серьезным, что нас начинала донимать мания преследования. И в этой обстановке встреча за пределами военной базы казалась лучшим решением. К тому же, мне пришлось по душе, что мы должны были обсуждать проблемы военной разведки словно два настоящих шпиона, в темноте отдельного кабинета в маленькой таверне. По-моему, Коль разделяла мое мнение. Она пришла в штатской одежде. Не в платье, но в джинсах, белой блузке и кожаной куртке сверху. У меня никакой штатской одежды не было. К этому времени стало уже холодно. Я заказал кофе. Коль предпочла чай. Мы хотели сохранить головы ясными.
— Я рада, что мы использовали настоящие чертежи, — сказала Коль.
Я кивнул.
— Правильное решение.
Собранные нами улики должны были быть неоспоримыми. Куинна можно было прижать только настоящими чертежами. Малейшая фальшь — и он начнет рассказывать истории об отработке мер безопасности, о штабных учениях, противодействии разведке неприятеля и тому подобном.
— Куинн вышел на сирийцев, — сказала Коль. — Они платят вперед. Поэтапно.
— Каким образом?
— Обмен чемоданчиками. Куинн встречается с атташе сирийского посольства. Они отправляются в кафе в Джорджтауне. У обоих абсолютно одинаковые алюминиевые чемоданчики.
— "Халлибертон", — подсказал я.
Коль кивнула.
— Они ставят их под столиком друг рядом с другом, и Куинн, уходя, забирает чемоданчик сирийца.
— Он будет утверждать, что сам разрабатывает этого сирийца. Что это сириец передает ему какие-то документы.
— Тогда мы попросим его показать эти документы.
— А Куинн скажет, что не может это сделать, поскольку документы являются секретными.
Коль промолчала. Я улыбнулся.
— Он наврет нам с три короба, — сказал я. — Положит руки на плечи, заглянет в глаза и скажет: «Ребята, поверьте мне, в данном случае речь идет о национальной безопасности».
— Тебе уже приходилось иметь дело с этими фруктами?
— Один раз.
— И ты победил?
Я кивнул.
— Как правило, внутри они наполнены дерьмом. В свое время мой брат служил в военной разведке. Теперь он работает в министерстве финансов. Но он многое рассказал мне про своих бывших коллег. Они считают себя умнее всех, хотя на самом деле ничем не отличаются от остальных.
— Так что же нам делать?
— Мы должны переманить сирийца на нашу сторону.
— Тогда мы не сможем его прижать.
— А ты хочешь получить обоих? — усмехнулся я. — Так не получится. Но сириец лишь выполняет свою работу. Его не в чем винить. Наша главная цель — это Куинн.
Разочарованная Коль помолчала. Затем пожала плечами.
— Ну хорошо, — сказала она. — Но как нам это осуществить? Сириец просто рассмеется нам в лицо. Он ведь атташе посольства. У него дипломатическая неприкосновенность.
Я снова улыбнулся.
— Дипломатическая неприкосновенность — это лишь листок бумаги, выданный государственным департаментом. В предыдущий раз я поступил так: отвел бедолагу в укромное место и предложил держать этот листок перед животом. Затем достал пистолет и спросил, как он думает: остановит ли листок бумаги пулю. Тот начал угрожать, что у меня будут большие проблемы. Тогда я ответил, что мои проблемы никак не повлияют на то, как он будет медленно умирать от потери крови.
— И он согласился с твоими доводами?
Я кивнул.
— Как миленький сделал все, что я от него хотел.
Коль снова умолкла. Затем задала мне первый из двух вопросов, об ответах на которые я жалею с тех самых пор.
— Мы с тобой можем продолжать встречаться не на службе?
Мы находились в отдельном кабинете в полутемном баре. Коль, чертовски привлекательная девушка, сидела рядом со мной. Тогда я еще был молод и думал, что располагаю всем временем в мире.
— Ты приглашаешь меня на свидание? — спросил я.
— Да.
Я промолчал.