Злые боги принимали дары, столбы стояли крепко - значит, все будет хорошо, а вот когда в один из них по осени ударила молния, случилось страшное. В тот год племя лишилось скота, большие тихие буйволицы, дававшие жирное молоко, на котором одном можно было спокойно протянуть всю зиму - одна за другой полегли. Чтобы задобрить богов, шаман приказал поставить три новых столба, и племя пошло на небывалые жертвы - богам были отданы три самые красивые девушки. Жиль тогда был еще совсем пацаном, бегал с другими ребятами смотреть, испустили ли дух пленницы, привязанные высоко над землей.
Вокруг них кружилось воронье, ветер гнал стоны прочь, Жиль и другие мальчишки смотрели с расстояния, подходить близко не решались - на святую землю без жертвенных ритуалов мог ступать только главный шаман. Жиль помнил запах, разносившийся вокруг. Соплеменники его не обладали таким тонким обонянием, только он. Определить по запаху, кто из несчастных еще жив, а кого боги уже приняли к себе - мог только Жиль.
Иногда он вспоминал это страшное место, и его мучила совесть - ведь он сам должен был висеть на таком столбе, точнее не он, а его кости. Всех переростков забивали камнями, а их кости привязывали к жертвенным столбам, в подтверждение повиновению божественной воле. Жиль подвел богов, должен был стать жертвой, но не стал. И за это его иногда терзали нехорошие мысли. Ему было все равно, существует ли до сих пор его племя, или боги в гневе уничтожили их всех, наслав какую-нибудь хворь, или не дав благословения на сражение с врагами. Пусть раньше он разделял их веру и порядки, но когда правила обернулись против него, Жиль от всего отрекся. Умереть, просто потому, что он стал выше остальных? Ну уж нет. Это они предали его, путь же их и наказывают боги. Главное, чтобы они не обвиняли и не преследовали самого Жиля. Но ведь он забрался слишком далеко, так? Здесь месть злых богов его не настигнет...
Так и не определившись, кто именно послал ему такую удачу - точно не Тео, он ведь сейчас вообще в другом конце города, и точно - Жилю изо всех сил хотелось верить - точно не боги племени, ведь если бы они послали ему удачу, это обязательно означало бы страшную ловушку. Нет. Может, тогда это просто удача? С таким явлением Жиль пока не сталкивался, но ведь все на свете когда-то бывает. Совершенно случайная, невероятная удача - бывает же и такое?
Удивительно, что даже не выслеживая, не выискивая, он натолкнулся на нее. Это случилось само собой. И удивительно, как она себя вела - в точности так же, как и та, первая. Словно тут хоть каждую ночь подходи к какому-нибудь мосту, и найдешь по самоубийце. Хотя нет, конечно нет. Жиль исследовал город каждую ночь, он узнал все улочки и все мосты и мостики. Про самоубийц в городе судачили много, но что толку - найти самоубийцу до сегодняшнего дня было делом невероятного везения. Мостов много, самоубийц - мало. А здесь - прямо знаки для него, вот, мол, Жиль, твой второй шанс, все в точности так же, только возьми - и на этот раз не облажайся!..
Этот был именно что мостик - узенький, машина не проедет, горбатый, весь ощетинившийся сотнями железных замочков. Дураки наивные, если Жиль что-то понимал в обрядах, запирать замок в знак любви и отдавать его мосту... Ох, какие же дураки!...
Канал под мостом уходил вглубь ярда на четыре, не больше. Как девица собиралась там топиться, было непонятно. Хотя... Надо посмотреть потом, что там на дне. Если хоть пара вот таких обвешанных замками и обломившихся от их тяжести перил, под самой кромкой темной воды... Тогда да, упадешь на них и не выживешь - символичная любовь и символичная смерть...
На этот раз купаться Жилю не хотелось, и темная неглубокая речка под мостом внушала куда больше опасений, чем судоходный Герефский пролив. Он не дал ей прыгнуть, беззвучно приблизился сзади, зажал рот, чтобы она не закричала. Она забилась, потом осела на землю. Он слушал дыхание и знал, что сейчас она вырубится. Так и произошло. Надо спешить. Ай да Жиль! Перевалив добычу через плечо, он помчался домой.
Ветерок подхватил тонкий бумажный прямоугольник, маленькая защитная голограмма на нем блеснула, отражая свет фонаря, словно махнув в след удаляющемуся горбуну. Поток стих так же быстро, как и поднялся, и банкнота, медленно кружа, словно мертвый осенний лист, опустилась на поверхность воды. Наверное, она так и плыла бы, легкая и невесомая, пока движение воды не доставило ее к камням по стенкам канала - туда, где в желтоватой грязной пене собирался весь мусор: речная тина, окурки, смятые пластиковые стаканчики и драные полиэтиленовые пакеты. Туда гнало ее течение. Но из темной глубины воды потянулась изящная женская рука, двумя пальчиками схватила злополучную бумажку и в момент исчезла вместе с ней, ни издав ни единого звука. Тихо, словно и не было.