- Нет. - сказал верзила низким голосом, повернувшись к остальным великанам. Он выпустил шапку из большущих пальцев, развернулся и пошел обратно к своим - они ждали его. - Высокий парень и карлик-горбун. Ищите!
Вот кого они искали... Кого-то, кого здесь не было. Толпа обтекала их, обходила вокруг, никто из людей не удивлялся, не паниковал, не высказывал никакого возмущения или неудовольствия, даже мужчина-сосед быстренько нахлобучил обратно свою шапку и пошел, как ни в чем не бывало. Словно происходило что-то будничное, совершенно обыденное. Но разве полицейские так себя ведут?
Я твердо решила распросить об этом Питера, как только мы выйдем на открытое место. У высоких дверей стояло еще трое огромных полицейских, сдерживающих за широкие ошейники отчаянно лающих собак. Собаки были крупные, черные, беспрерывно скалили зубастые пасти на проходящих мимо людей. Я видела стоящую дыбом шерсть на их загривках, пылающие злобой темные глаза и пышащие паром ноздри. На асфальт хлопьями падала густая пенная слюна.
Я остановилась и ни в какую не хотела проходить рядом с ними. Но другого выхода из вокзала просто не было. Питер хорошенько напер сзади и мы прошли, вместе со всеми остальными. Никто не обращал внимания на собак - проходили на безопасном расстоянии, но совершенно без эмоций. Прямо вот обычное дело.
- Ты чего тормозишь, вперед надо идти. Так мы до ночи из вокзала не выберемся.
- А псы? Ты видел?
- Ну и что? Они же на привязи.
Мы вышли на улицу и я с облегчением вдохнула свежего воздуха. Кирпичное здание вокзала, украшенное неоготическими башенками и огромными арочными окнами, осталось позади. Впереди была большущая площадь, испещренная перекрестками, велодорожками и пешеходными тротуарами. Машины и люди двигались упорядоченно, пересекаясь на регулируемых перекрестках, светофоры чередовали и дозировали потоки, и все это напоминало какой-то большой плоский механизм. Мой взгляд устремился туда, где площадь заканчивалась - лучиками от нее отходили водные каналы и узкие пешеходные улицы, и я даже отсюда видела невысокие кирпичные домики с разномастными фронтонами и длинными узкими оконцами. Там начинался тот самый, прекрасный и игрушечный Остдам, в который я когда-то не попала. Настоящее пряничное королевство, как он виделся мне в мечтах.
Питер не спешил меня выпускать из рук, а мне страть как захотелось поскорее отвязаться.
- Спасибо, что вывел! Ну, - я обернулась и протянула руку, - удачи тебе!
- Да ладно! - ухмыльнулся он, обхватывая меня обеими руками и привлекая к себе, - и зачем тогда было всю дорогу со мной кокетничать? Прожигала меня взглядом, глазки строила...
Разговаривать так близко было неудобно, мне приходилось прогибаться назад. И его запах... Неужели ему никто не говорил об этом?... Ну хоть его друзья?.. Которые, так некстати, куда-то пропали...
- Я не кокетничала! - запротестовала я и уперлась ладонями в его грудь. - Это называется "вежливость"... Пусти!
Последнее слово я сказала громко, так чтобы услышали люди вокруг. Он сразу убрал руки. Посмотрел на меня зло и с неприязнью. Словно это от меня разило гнилыми зубами, а не от него.
- Да кому ты нужна.
Сказав это, он отвернулся и зашагал обратно, в сторону вокзала. Наверное, выручать из давки своих друзей... Зря только время на меня потратил, наверное... А я ему даже спасибо не сказала!
Уфф... Правда что ли кокетничала? Не надо было ему улыбаться, сама я виновата... А потом я подумала, что сказала бы Мэг... Наверное, что-то философское, типа "ты не купюра в сто евро, чтобы всем обязательно нравиться". Да, я не купюра. Я решила не позволять себе дальше думать в таком ключе, поправила оттягивающую плечо сумку и направилась по пешеходным дорожкам через площадь туда, где над водой каналов теснились красивые домики. Вокруг не было ни единого высокого здания, а потому горизонты были низкие, а небо огромное. Ветер гнал по нему темные облака. Наступал вечер. Осеннее холодное небо спускалось на город туманом. А ведь еще утром казалось, что лето вернулось и нет никакой осени.
Я спешила, становилось все темнее, а мне еще нужно было разыскать свой отель.
Глава 2-1. Жиль.
Жиль всегда любил охоту. Еще в той далекой, совсем другой жизни, когда охота означала убийство себе подобного. Когда к радости от раскрывшейся тайны, к веселью и азарту погони и к опьянению от обладания чужой судьбой добавлялся горький вкус вины, и страха, от чего-то ужасно необратимого, что уже никогда нельзя будет исправить. И даже тот факт, что в конце концов объектом охоты однажды стал он сам, а охотниками - переполненные азарта и жажды крови соплеменники, они выследили "переростка" и принялись забивать его камнями - даже это болезненное воспоминание не могло унять возбуждения, которое Жиль всегда испытывал на охоте. Новая жизнь, которую дал ему хозяин, диктовала новые правила. Все убийства теперь были подчинены какой-то цели, Хозяин всех делил на "чужих", "своих" и "невинных". И за каждого убитого "невинного" Жилю доставалось, ох как доставалось... При мысли о наказании ему вдруг показалось, что стало холоднее, и он вжал голову в плечи. Нет, Жиль вовсе не был кровожадным чудовищем, уж он-то повидал настоящих чудовищ, чтобы знать точно. Он мог и не убивать - нет, так нет. Ради хозяина Жиль мог бы поклясться вообще никогда больше не убивать никого, только чтобы и дальше быть с ним, служить ему. К счастью, хозяину такого не требовалась, ведь всегда были эти "чужие".