— Ты всё равно не сможешь нормально печатать.
— Буду печатать по старинке, двумя пальцами.
Что угодно, лишь бы не думать о Шимове, Картрене, игре…
Разошлись мы только к часу ночи, при этом Юра недвусмысленно намекнул, что его друг — будущий свидетель на свадьбе — холост, хорош собой и мечтает о серьёзных отношениях.
Наташка, заслышав слова жениха, многозначительно мне подмигнула.
Оставшись одна, я какое — то время тупо ходила по пустой темной квартире, кажется, отчаянно жалея себя. Обычно, спиртное на меня так не действовало.
Разозлившись (только непонятно на кого), я притащила из кухни табуретку и принялась сдирать с люстры прослушку. Затем последовали и другие места.
Собрав всё в один пакет, вместе с пустыми бутылками от водки и мартини, я вынесла всё в ближайший мусорный бак, не испугавшись ни темноты, ни возможного последствия своих необдуманных действий.
А бояться, всё же, следовало.
Судья в понедельник встретила меня с распростёртыми объятиями, горячим сладким чаем и солёными крендельками. Проявив деликатность, Нина Ивановна не стала выспрашивать детали моего пребывания в милиции. Зато Коломейцева решила прояснить ситуацию до мельчайших подробностей. У меня в гостях она проявила неслыханную выдержку и тактичность.
— Я при Юрке не хотела спрашивать, — пояснила Наташка, задавая очередной вопрос.
Пришлось удовлетворить любопытство подружки, рассказав ей про происшествие в общих чертах. Всё равно слухи по суду уже ходили.
Где-то часа через два Нина Ивановна снова заглянула к нам.
— Так — так, — произнесла судья строгим тоном. — Коломейцева, вы в детстве что, Мэри Поппинс не читали.
Наташка опешила.
— Читала вроде…
— Да? — Михайловникова хмыкнула. — А как же ещё коронное «от любопытства кошка сдохла»?
— Ну, Нина Ивановна….- протянула Наталья.
— Не ной. Дай Петровой отдохнуть. И вообще, девочки, хватить трепаться: займитесь делом. Работа стоит.
Благодарно взглянув на судью, я тут же кинулась выполнять её поручение.
Ликвидируя бумажный затор, я проработала весь день, не делая даже перерыва на обед.
Возможно, это мазохизм или какое — то иное отклонение в психике, но мне нравилась моя работа, нравилось составлять чёткие формулировки решений суда.
Около шести из кабинета судьи в новом кожаном пиджаке вышла Нина Ивановна.
Оценив приобретение начальницы, я собралась было ещё немного попечатать, но Михайловникова погнала меня домой. Пришлось подчиниться начальству.
— Вот и весна пришла, — вздохнула Нина Ивановна на пороге. — Чувствуешь?
Я пожала плечами.
— Ну да, уже темнеет поздно. Раньше мы с вами выходили в черноту, а сейчас ещё светло.
— А теплынь — то какая, — восхищённо проговорила судья. Её, как часто бывало, возле дорожки встречал муж.
Обменявшись с ним приветствиями, я пожелала Нине Ивановне и Льву Степановичу доброго вечера, а сама отправилась в магазин за пельменями. Пропустив обед, есть я хотела зверски.
Около часа ночи меня разбудил какой — то шум. Минуты через три до меня дошло, что это звонок телефона. Домашний аппарат, изрядно пострадавший при обыске, теперь практически потерял голос: мелодию едва было слышно даже ночью, в полной тишине. Сняв трубку, я услышала чьё-то облегчённое выдыхание.
— Настя, это ты? — уточнил на всякий случай некто голосом Кирилла Курьянова.
— С утра была я, — попыталась я отшутиться, хотя и не стоило. Тон у Курьянова был на редкость встревоженный. — Что случилось, Кирюх.
— Да много чего. Я тебе уже полчаса звоню. Дома никто не подходит, сотовый отключён.
— У меня же новый номер, — запоздало вспомнила я. — А домашний я не услышала.
Кирюха матюгнулся.
— Ну, ты… Ты вообще в курсе, что в Шимова стреляли?
— Когда?
— Где — то около полуночи.
— Влад ранен?
— Нет. Девчонка, которая вместе с ним ехала, ранена. Говорят, в реанимации.
— Ты подумал, что с ним была я?
— А что я ещё мог подумать, — рявкнул в трубку Курьянов. — Тебя сколько не предупреждай…
— Ясно, — сказать что — либо ещё я не могла. — Ты уже был на месте?
— Только еду.
— Позвони, когда будут новости.
— Хорошо, — после долгой паузы ответил Курьянов. Кажется, он боялся этой просьбы.
Я долго ходила по темной квартире, пытаясь не впасть в истерику. Что с Владом? Как случилось это покушение? Кто ехал вместе с ним?
Устав ходить, я легла в кровать и стала ждать. Телефонного звонка или утра. Кирилл так и не позвонил. А я так и пролежала всю ночь до звонка будильника с открытыми глазами.
Утром, не выдержав неизвестности, я сначала набрала номер Кирилла. Тот долго не подходил к телефону. После третьего или четвёртого звонка сонный голос спросил, кто это ему мешает спать.
— Ты обещал мне перезвонить.
— А, — прохрипел Кирилл. — Настя, там всё очень странно.
— В чём странно?
— Ты только не пори горячку, ладно? В машину Шимова стрелял охранник из Картрена.
— Вчера ты не говорил о машине.
— Ну…Я же говорю, что всё очень непонятно…это же Шимов… — хмыкнул Кирилл.
— Что ты знаешь? — не скрывая тревоги в голосе, спросила я.
Кирилл отчётливо фыркнул, выражая тем самым своё недовольство.
— Не волнуйся: Шум почти не пострадал. Всего лишь пара ожогов на руке.
— Каких ожогов? — заорала я, кажется, на весь дом.
— Стреляли в бензобак.
— Да не может быть… Машина стояла?
— Двигалась.
— Только не говори, будто веришь, что простой охранник может так просто попасть в бензобак движущейся машины.
— Я же сказал, что дело странное.
— Не знаешь, Влад дома или в больнице?
— Я за твоим мафиози не слежу, — огрызнулся Курьянов и отключил телефон.
Посомневавшись минуты две, я сходила за сотовым. В памяти телефона должен был остаться номер, с которого около недели назад мне звонил Влад. Номер я нашла, но он вряд ли мог мне помочь — эти цифры я до сих пор помнила наизусть, поскольку это был его прямой телефонный номер в Картрене.
Звонить в концерн я не хотела.
У меня оставался последний вариант — Кольцов. Никита взял трубку почти сразу.
— Настя? — немного удивлённо спросил он. — Ты уже знаешь?
— Курьянов работает по делу.
— Ах, да, — понимающе произнёс Никита.
— Как там Влад?
— Его жизни ничего не угрожает.
— То есть? — замерев, спросила я. — Шимов что, ещё в больнице?
— Говорят, через пару дней выпишут, — поспешил успокоить меня Никита. — Мне сказать, что ты звонила?
С ответом я помедлила.
— А можно…можно мне его навестить?
Кольцов тоже помедлил.
— Я узнаю.
По тону я поняла, что Кольцов собирается узнавать не у врачей, а у самого Шимова.
Судья сегодня была не в духе. Впрочем, не одна она. Сегодня слушалось дело о внуке, убившем своего родного дедушку за пенсию.
Молодой парень, довольно приятной с виду наружности, казалось, до сих пор не понимал, в чём его вина. Ему, видите ли, нужны были деньги, а вредный дед отказывался поделиться пенсией.
Поймав взгляд Евсеева, я поняла, что адвокат еле сдерживается, подчиняясь рамкам профессиональной этики.
После таких дел устаёшь страшно. Я знала, что Матюшин — прокурор — пойдет домой, где его ждут жена, три дочки и вкусный ужин, Нина Ивановна поедет на дачу и будет весь вечер сидеть возле печки с мужем и котом Тимкой, а Евсеев отправится в свой офис любоваться оригиналом Мантисса. Для него веру в прекрасное человечество возвращало изобразительное искусство. Саша Евсеев терпеть не мог ни театра, ни оперы. А вот в картинах он разбирался. Было дело, однажды мы случайно встретились в Москве, и Евсеев устроил фантастическую экскурсию по Третьяковке.
Вернувшись во время перерыва в приёмную, я заметила на мобильном два пропущенных звонка с высвеченным номером Кольцова. Я нажала кнопку вызова.