Так он откуда? Не из руководства горотдела, и не из наших, но судя по поведению, при полномочиях. Мне почему-то захотелось обозвать его «политотдельцем». Был в те времена совхоз с таким смешным названием.
— А что рассказывать? — вяло поинтересовался я.
— Воронцов, ты мне тут муму не пори, все сам рассказывай. Сколько выпил накануне, с кем пил, куда пошел. Все выкладывай.
Тот Лешка Воронцов, что младший лейтенант, уже принялся бы излагать, что в этот день он был абсолютно трезвым, да и вообще не любитель выпить, что вышел из общежития просто погулять, да еще походить в гражданской одежде, потому что если таскаешь милицейскую форму денно и нощно, то начинаешь к ней прикипать. А в кустах, около клумбы его окликнули, а дальше он ни фига не помнит. А вот у полковника милиции, пусть и в отставке, в душе шевельнулся начальственный гнев. Это что за штабное чуфло передо мной? Обращается по фамилии, и на ты, да еще и пытается сделать меня виновным в том, в чем я никак не был виновным.
Едва сдержался, чтобы не рыкнуть. Нет, все-таки сдержался. Не знаю, вернется ли обратно полковник, но младшему лейтенанту еще здесь жить и портить отношения раньше времени — себе дороже. Поэтому, решил взять на вооружение немного иной стиль ответов.
— А откуда у вас сведения, что я накануне с кем-то выпивал? — полюбопытствовал я.
— А ты что, самый умный? — занервничал товарищ. — Я тебе сказал, Воронцов, ты мне вола не пори. Это ты мне рассказывай — где пил и сколько?
— Так если вы уже все знаете, зачем мне еще о чем-то рассказывать? — усмехнулся я. — А уж если врачи подтвердили, что я к ним пьяным доставлен — о чем же еще говорить?
Врачи такого подтвердить не могли, равно, как и опровергнуть. Анализа крови на алкоголь никто не делал, но пьяным я тоже не был. А это даже у человека, что в бессознательном состоянии, видно невооруженным взглядом. Незнакомый товарищ решил сменить гнев на милость. Вдумчиво почесав лоб, сказал с толикой угрозы в голосе:
— Ладно, Воронцов, с этим потом разберемся. Скажи-ка лучше — где в момент ранения находились твой пистолет и служебное удостоверение?
— Пистолет в оружейной комнате, в дежурке. А удостоверение — в кармане брюк.
— Так, с пистолетом понятно. А где сейчас удостоверение?
— Не помню, — честно признался я.
Вот уж, о чем я точно не думал — так это о своем удостоверении. А ведь это издержки жизни на пенсии. Что случится, если потеряю пенсионное удостоверение или паспорт? Получу новое, вот и все. А в «той» жизни, когда я был действующим сотрудником, свою «ксиву» хранил очень бережно. За потерю служебного удостоверения самое мягкое — строгий выговор, а не то и предупреждение о «неполном служебном соответствии». Огребешь такое — и ходишь целый год без премии и надежды на получение очередного звания. А бывало, что людей за утерю и увольняли. Помню, когда по выслуге лет уходил из органов, то с болью в душе наблюдал, как кадровичка кромсает мое служебное удостоверение ножницами…
— Воронцов, мать твою! — подскочил с табурета «политотделец». Выкатив глаза, начал орать: — Как это ты не помнишь, где твое удостоверение? А если оно в руках у бандитов? Ты знаешь, что бывает, если преступный элемент получает документы сотрудника органов? Да тебя увольнять пора без выходного пособия!
Мне этот орущий дядька уже надоел. Решив плюнуть и на карьеру Лешки Воронцова, и на субординацию, открыл рот, чтобы послать нежданного хама куда подальше, но в разговор вмешался дядя Федя:
— В тумбочке его удостоверение. Я сам видел, что участкового когда с операции привезли, то сестричка его корочки туда и поклала.
«Политотделец» затих на пару секунд, но потом снова принялся орать:
— А почему служебное удостоверение в тумбочке?
— А куда его лейтенант денет? В задницу сунет?
Ух ты, так это ж тишайший учитель черчения.
— Слышь, гражданин, а ты не нарывайся, — с угрозой в голосе сказал товарищ из «политотдела».
— А я и не нарываюсь. А вот некоторые сотрудники милиции, которые с порога гражданам хамят — они точно нарываются.
— Да я тебе дед, еще и хамить не начал, — самодовольно сообщил «политотделец». — Вот, упеку тебя на десять суток, тогда не будешь пасть разевать, когда не спрашивают.