Но Полина Бурмагина лишь покачала головой.
— Нет, Алексей Николаевич, мне нужны именно вы. Я хотела попросить у вас прощение за своего мужа.
— Полина Александровна, а вы-то здесь причем? — искренне удивился я. — Вас на тот момент в городе вообще не было. Да, а как вы обо мне узнали? Муж рассказал?
— Так меня же в прокуратуре допрашивали. И фамилию вашу назвали, и должность. Приехали прямо в садик, с работы забрали, — вздохнула женщина. — Стыдобушка-то какая. Коллеги на меня теперь смотрят, словно я какая-нибудь преступница.
Елки-палки! Я же просто дурак! Сыскарь с многолетним стажем, называется! Упустил почему-то из вида такой момент, что по обстоятельствам преступления допрашивают и родственников. Муж мог о чем-то рассказать жене, а та поведать правоохранительным органам. Наверное, если бы дело касалось не меня, а кого-то другого, я бы такую вещь не забыл. А тут, побывав на квартире у своего злодея, узнав о том, что жена в Шексне, успокоился. Да и не ставил я перед собой такую задачу — посадить Бурмагина. Мне важнее было правду узнать. Узнал, и что дальше? Легче-то мне не стало, но и тяжелей тоже, а преступника я наказать не смог.
— И что вы в прокуратуре сказали? — полюбопытствовал я.
— А так и сказала, как оно есть. С мужем я не живу с мая месяца, о своем преступлении он мне ничего не говорил, — пожала плечами Полина Александровна. Подняв голову, женщина сказала: — Но врать не стану — если бы знала, что Сергей вас ударил ножом, то не сказала бы.
— И получили бы вы срок за недоносительство, — хмыкнул я.
— Получила бы, — не стала спорить женщина. — Но и на мужа бы показания давать не стала. Куда годится, чтобы жена доносила на собственного мужа?
А вот здесь все сложно. Понятное дело, что жена не станет «вкладывать» своего мужа, но и потом, на допросе, не признается, что супруг ей что-то поведал. Дурой нужно быть, чтобы себя под статью подводить. Но так бывало, что сам преступник мог рассказать следователю, что сообщил о содеянном своим близким. Вот здесь уже плохо. Это сейчас мужья и жены, а еще близкие родственники не подлежат уголовной ответственности за недоносительство, а в семьдесят шестом все было иначе.
Реальный срок женщина бы не получила, тем более, что двое несовершеннолетних детей. Наверняка ранее не судима, на работе характеризуется положительно. Ну, дали бы ей условно. Но все равно, работает в садике, судимость могла и боком выйти. Скорее всего — не уволили бы, но пятно очень серьезное на биографии.
— Что ж, вы настоящая русская женщина, — слегка сыронизировал я. — И на мужа не донесете, и за мужа извинения принесете.
Ишь, в рифму получилось.
— Какая уж есть, — повела головой женщина.
— Ну, что я могу сказать? — пожал я плечами. — Ваши извинения я выслушал, спасибо. Ваша позиция мне тоже понятна. Спасибо вам за визит, не смею задерживать.
Но женщина не то намека не поняла, не то не желала его понимать.
— Но мои извинения вы не приняли?
Вот те на! Так что ей еще от меня нужно?
— Полина Александровна, я все-таки не пойму — какова цель вашего визита?
— А цель такова — я хочу, чтобы вы простили моего мужа. Да, я уже подала на развод, будем разменивать квартиру, но этот человек пока еще мой муж. Сергей — отец моих детей и я любила его. Да что там — я и сейчас его очень люблю, но не хочу, чтобы у детей был отец-пьяница и отец, который способен ударить ножом в спину.
М-да, железная женщина. Не слишком ли она правильная? Но кто я такой, чтобы судить о людях, а уж тем более, о женщинах? Женщины мне всегда казались существами странными, загадочными.
— Давайте договоримся так, — предложил я. — Вы принесли извинение за своего мужа, я эти извинения принял. Или вы хотите, чтобы я искренне его простил? Считайте, что я его простил.
Простить я Бурмагина не мог по простой причине — не было у меня на него зла. Вот, хоть ты тресни, но не было. Верно, все отболело еще тогда, давным-давно. А коли зла нет, так и прощать нечего.
— Нет, в искреннее прощение я не поверю, — покачала головой женщина. — Я бы сама хотела его простить, но не могу. Я бы лучше уехала куда-нибудь, но куда? В Шексне у родителей тесно, да и работы там для меня нет. Вот, в Заречье новый садик открылся, «Журавушка» туда и пойду.
Ну, а как же я сразу-то не догадался, кто сидит передо мной? Как только Полина Александровна упомянула наименование детского сада, я ее вспомнил. «Журавушка». Это же воспитательница моего младшего сына. Не скажу, что я такой ретивый отец, что регулярно приводит-уводит ребенка, с моей работой это делать было сложно, но время от времени в садик я заходил. Старался, по мере сил, помогать жене. И снег с веранды зимой убирал, и песок на участок таскал, что-то там еще делал. И наша воспитательница умела «застраивать» любого отца. Правда, папаши в детских садах — редкие гости. И фотографии до сих пор хранятся в семейном альбоме.