Нам такого не надо. Да и доказательство у нас есть, и я даже знаю, что оно лежит сейчас где-то в лачуге почившей в бозе рецидивистки. И почему же я так считаю? А потому, что в той жизни, хибара Коркиной сгорела именно после того, как Шматинин побывал в милиции.
Стояла эта лачуга сто лет, ничто ее не брало — ни революция, ни бандиты, а тут — раз, и сгорела. Соседи решили спалить? Сомнительно. Значит, можно предположить, что там что-то было. Что было? Уж точно, не килограмм героина (в семьдесят шестом о таком и не слышали!). Хотелось надеяться, что нож. Ну не может быть, чтобы в доме, пускай и таком непритязательном, как Римкин, не было ни одного ножа.
У Бурмагина, допускаю, ножей не нашлось, потому что мужик все пропил. А у Римки ножи водились. А если представить, что убийца Шматинин, будем исходить из того, что это он, побоялся вынести нож. Всё-таки Коркина кричала, и выйти с ножом из дома — великий риск. Таскать такую улику при себе — прямой путь в тюрьму.
А может была ещё какая причина, которую преступник посчитал в тот момент решающей? Кто знает? И Шматинин спрятал орудие преступления там, на месте. Может, даже и не очень хорошо спрятал. Просто в таком гадюшнике отыскать улики было проблематично. Тем более — насколько хорошо их искали? Жара, вонь, следователь даже внутрь не вошел. Судмедэксперт — тот вообще не по этой части, а криминалист осмотрел поверхности, взял пальчики, вот и все. А «следы пальцев рук», изъятые хоть со стекла, а хоть с посуды, ничего не дадут. Шматинин, он не дурак. Тот факт, что он заглядывал в дом, скрывать не станет. Скажет — да, пару дней назад забегал, молочко принес. А что, нельзя? И ведь получается, если следовать этой версии, замысел убийцы сработал, мы ничего не нашли.
Значит кому-то надо исправлять ранее допущенные ошибки. И сделать это придётся мне, а для этого слегка нарушить закон. Причём в случае моего провала дело полетит в тартарары ещё веселее, чем в прошлой жизни, а мне, вероятно, придётся распрощаться со службой в милиции. И какая жизнь будет ожидать меня тогда? Но самое главное — Шматинин опять вывернется (опять? Ведь ничего же ещё не произошло!) и натворить ещё много бед, о которых мне даже вспоминать не хочется.
Сделать мне предстоит сущий пустяк (да простит меня советское правосудие!) — всего лишь в спокойной обстановке, без ведома следователя, проникнуть в эту хибарку. Можно, конечно, и законным путём, со следователем, понятыми, другими участниками осмотра. Только в этом случае рулить процессом будет следователь, и куда это всё зайдёт, одному богу известно. Да и как мне внедрить в его (следователя, а не бога, конечно) голову срочную необходимость такого осмотра?
Я думаю, лучше всего это сделать ранним утром, когда сон у людей крепок, а на улице уже светло. Потому что при отсутствии фонарика, лазать в этом сортире (пардон!) в поисках чего-то — дело неблагодарное.
И откладывать мы это дело не будем. Уж если не спать, так не спать. Кимарну сейчас часика четыре и, вперед. Стекла в оконце нет, стоит попробовать проникнуть.
Вот что значит молодой организм. После четырёх часов сна я встал как огурчик. Вспоминая себя в возрасте, даже позавидовал самому себе.
Поплоше одеваться и не во что. Так что, я заранее настроился на то, что какую-то часть одежды придётся потом заменить, потратив на это ощутимую часть своей скудной зарплаты. Нашёл старую простыню, которую планировал приспособить для мытья пола, разорвал на несколько кусков, постирал их и, быстренько засунул в авоську. По дороге высохнут.
Взял весь имеющийся в хозяйстве инструмент, заключающийся в перочинном ножике и плоскогубцах, и отправился нарушать закон.
А утро какое свежее! А жители, вместо того, чтобы полюбоваться этой благодатью, подышать воздухом (завод, правда его уже испортил!) спят себе. Ну, если спят, то нехай спят дальше. А я уже около домика Коркиной.
А вот в окно пролезть не получилось. Во-первых, выходит оно на барак, и кто его знает? Может, этот пытливый мальчишка в очередной раз побежит в уборную и может меня засечь? А во-вторых, сквозь это оконце мне не пролезть. М-да.