По-прежнему стоя спиной к нему, она сказала:
— Это нам не поможет. Они будут сражаться с той же самоубийственной яростью. Нам остается только убивать их, чтобы они не убили нас.
— Если вы это знаете, вы знаете больше, чем кто бы то ни был. Вы должны мне сказать.
Она повернулась и посмотрела ему в глаза.
— Это действительно правда, вы всегда за победителя? И если Лудильщики начнут побеждать, вы перейдете на их сторону?
— Значит, у них действительно что-то есть?
— Вы не ответили на мой вопрос. Скажите мне правду.
— Я довольно часто говорю правду. Но мне кажется, Линн, что сейчас вы не совсем правильно оцениваете ситуацию.
Если она и заметила, что он впервые назвал ее по имени, то виду не подала.
— Конечно, есть правые и неправые стороны. Лудильщики, которые напали без предупреждения, автоматически оказались неправой стороной. Если не произойдет кардинальных перемен, то к тому времени, когда подоспеют силы с базы, они поддержат вас и накажут Лудильщиков.
Она внимательно следила за выражением его лица.
— Но я не могу отрицать того факта, что, если к тому времени, когда сюда доберется военный флот, вас одолеют, покорят или уничтожат, и Лудильщики станут хозяевами планеты, естественной процедурой будет начать переговоры с правительством, то есть, с Лудильщиками. Еще никто не сумел повернуть время вспять. Военный флот сражался бы вместе с вами, если бы они были сейчас здесь, но какой прок сражаться, когда битва уже проиграна.
— Я все это понимаю. Но речь о другом. Сейчас я хочу знать о вас, а не о военном флоте, который прибудет через год. Что может заставить вас перейти на сторону противника?
— Я не собираюсь переходить на сторону противника.
Это было правдой. Он не мог так поступить — он должен был сражаться против ведьм.
Ответ не убедил ее. Все же она колебалась, и Коттрел вспомнил старую истину: женщина, которая колеблется, побеждена.
— Давайте выйдем отсюда.
Коттрел ничего не ответил, он вдруг заметил неожиданное отвращение девушки к лаборатории, ее содержимому и холоду. Поэтому он не удивился, что Линн вывела его наружу и скинула свой белый халат.
Они оказались в крошечной комнатке, примыкавшей к лаборатории. Комната была выбита в скале, чтобы не расходовать потенциально хорошую почву, а для освещения в скале прорубили окно. Теплое солнце сияло сквозь него, нагревая камни. Коттрел почувствовал себя лучше.
Линн, скинув халат, бесформенный свитер и толстую юбку, оказалась в простой белой тунике. Настроение Коттрела поднялось. Линн была так хорошо сложена, что даже простая туника (уж проще некуда) не скрывала этого. Он поцеловал ее легко, так быстро и нежно, что все уже кончилось прежде, чем она успела отреагировать.
— Зачем? — спросила она, не рассердившись, но готовая разозлиться, если ей не понравится ответ.
— Это была лишь дань красоте, — ответил он. — Ни больше, ни меньше.
Она не разозлилась, не удивилась, не растерялась. С другой стороны, Коттрел не заметил, чтобы ей это понравилось.
— Будем считать, что так.
— Конечно. Ну, что же вы собирались мне рассказать?
Возможно, поцелуй помог ей решиться. Она спросила резко:
— Что вы знаете об андроидах?
— Ага, — протянул он. — Меня, конечно, поражало, но я думал…
Снова рассердившись, она сказала:
— Не надо преувеличивать. Я не говорила, что Лудильщики, которые на нас напали, были андроидами, а они ими не были. Я хочу знать, что вам известно по этому вопросу.
— Я знаю, что можно сделать превосходное человеческое существо, гораздо более изящное, чем творение Франкенштейна, но что его невозможно оживить. Мы пока не можем изготовить или вырастить искусственный мозг. Мы даже не можем пересадить мозг смертельно раненного человека в превосходное тело андроида.
— А Лудильщики могут.
Он онемел, понимая, насколько важным было то, что он сейчас услышал. И он знал, что, если она права, то и он прав.
Здесь что-то было нечисто. Не обошлось без волшебства. Когда наука и волшебство сотрудничают, в тех редких случаях, когда их интересы совпадают, результаты получаются просто поразительные.
Однако, поскольку он не знал, какова здесь роль волшебства, он решил пока разобраться с научной стороной вопроса.
Трансплантация существовала уже давно. Глаза, почки, печень, сердце, заменялись с неизменным успехом. Сначала сложность заключалась в том, чтобы достать недостающие органы. Проблема была решена, когда научились выращивать различные органы. Применялись и пластические заменители, которым не грозило отторжение.