Снаружи донёсся громкий голос начальника вновь прибывших римлян, окликнувший стражей. Страх, все предыдущие дни не оставлявший пленников, в этот миг полностью овладел ими. Когда одну створку ворот наполовину приоткрыли, приглушённые, но всё же испуганные возгласы фракийцев зазвучали громче. Находясь в замкнутом пространстве, они ощущали какое-то подобие безопасности. Но теперь?
Вторая створка ворот отворились со скрипом, а в образовавшийся промежуток шагнули трое римских легионеров, сделав два-три шага вперёд, они опустили на землю корзины с едой и кувшины с водой, и всё это короткое время из-за плеч смельчаков на пленников смотрели копья, прикрывавших их товарищей. Вскоре смельчаки удалились, а последний, указав пальцем на солнце, а затем на свои пять пальцев, буркнул «быстро!» на ломаном фракийском наречии. Пища и вода исчезли моментально - голодные люди не заметили что проглотили всё и сразу...
После того, как пленники насытились, в сопровождении нескольких крепких воинов, державших копья наготове и прикрывавших командира щитами, римлянин вошел в загон и жестом приказал нескольким ближайшим к нему пленникам выйти. Те повиновались с видимой неохотой. Как только фракийцы вышли из ворот, на шеи им накинули веревочные петли. Вскоре образовалась длинная цепочка связанных друг с другом людей.
Один из пленников, тот самый Криптос решил, что с него хватит: когда легионер указал фракийцу копьем на выход, тот шагнул вперед и, сильно толкнув римлянина в грудь, ухватился за ножны его меча...
- Что он делает, дурак этакий?! - прошептал молодой воин. - Знает ведь, чем это кончится.
Александос пристально взглянул на своего воспитанника, а затем так же шёпотом ответил:
- Он сам выбрал свою судьбу. Такое право есть у каждого из нас. Воспользуешься им сейчас?
Прозвучал короткий приказ, и другой легионер быстрым движением вогнал наконечник копья глубоко в живот Криптоса. Фракиец с криком сложился вдвое, а его руки непроизвольно ухватились за древко, тут из-за щита соседнего римлянина сверкнул меч и голова непокорного откатилась к открытым воротам загона...
Путь до римского лагеря оказался недолгим: солнце только начало свой ход на запад, а пленников уже подвели к стройным рядам палаток. Всё вокруг носило признаки большого празднества: и чистые, посыпанные песком дорожки, и блестящие, усердно начищенные доспехи легионеров, красные плащи офицеров и перья на их шлемах, которыми поигрывал лёгкий летний ветерок, набегающий с гор, и триумфальное пение труб, сопровождаемое ритмичным боем барабанов, и стройные ряды караулов, грациозно меряющих шагами пространство римского мира на чужой земле.
Колонну пленников вывели на плац и заставили опуститься на колени, но глаза их оставались свободными и могли видеть истинную причину помпезности победителей. Под пологом, растянутым между длинными жердями, вкопанными в землю, располагалось массивное деревянное кресло, вместившее в себя упитанное тело, облачённое в белые одежды с красным орнаментом по краям, и увенчанное небольшой лысоватой головой. Маленькие светлые глазки римского проконсула холодными искрами обдавали окружающих, так что нельзя было понять доволен ли он оказанным почтением, воспринимает ли он развернутый военными триумф достойным себя самого приёмом. Короткие полные пальцы римлянина недовольно барабанили по подлокотникам, а нижняя губа выпячивалась всё сильней, складки же вокруг рта становились жёстче и жёстче. Легаты напряжённо молчали, а старшие офицеры передового легиона, выигравшего битву, кутались в свои плащи, не смотря на жару...
- Я - Гай Антоний Гибрида! - неожиданно громким и сочным голосом произнёс властелин, обращаясь к пленным. - Рука Рима в Македонии, Западной Фракии и части Мёзии... А вы, враги Рима и возмутители римского спокойствия - теперь его рабы... Я ожидал видеть вас в большем количестве, а в итоге трофеи оказались несоизмеримыми с затратами на их получение... Но, умелый раб, бывший воин стоит больше любого крестьянина, выращивающего скот и хлеб - пахать землю может всякий, а вот мастерски владеют мечом лишь единицы варваров... Потому все вы сейчас выглядите как дерьмо, скользкое и вонючее — сдаться не сдались, но и умереть с честью себе не позволили... Отбросы.
Фракийцы, хорошо понимавшие римскую речь, перевели соплеменникам обращение Гибриды и серая, безликая масса униженных людей всколыхнулась, выпрямилась и подняла головы. Глаза побеждённых подёрнулись горячей влагой негодования, несогласия, ненависти к оскорбителю, слёзы сожаления от вынужденности собственного положения блеснули и сорвались с ресниц многих. Тяжёлое, напряжённое, зловещее молчание стало ответом властному римлянину. «Убить и умереть, но сначала - убить » - это невысказанное чувство-желание уязвлённых пленников было таким сильным, отчаянным, всепоглощающим — убить-убить-убить, что тугая волна готовности к этому безумному действию разорвала воздух, окружающий униженных... Но легионеры не оставили им выбора, римляне как будто услышали, уловили этот крик множества человеческих душ: без команды десятки копий устремились вниз и наконечники их застыли на невольничьих шеях...
Легат передового легиона, Марк Теренций Ферон, пригнувшись к уху Гая Антония, что-то горячо зашептал, указывая на Алексанроса. В лице проконсула мелькнул интерес: пальцы перестали бесцельно барабанить по подлокотникам кресла и замерли, губы собрались в подобие улыбки, а морщинки вокруг глаз обозначили и удивление, и нарастающий интерес. Левая рука медленно поползла вверх, призывая легата к молчанию, а из правой кисти, не покинувшей уютную прохладу дерева, высвободился указательный палец и задержался в вертикальном положении как знак согласия. Ферон по-военному чётко и понятно для всех скомандовал: - Ведите сюда гоплита! Десяток легионеров стражи быстро исполнил приказ, теперь македонца и проконсула разделяло всего пять-шесть шагов. В предвкушении исполнения задуманного, щёки Гибриды покрылось лёгким румянцем возбуждения.