Я прошлась пешком до лекционного зала, что заняло у меня четверть часа, и, когда завернула за угол, чтобы подойти к зданию, увидела его. Он стоял у входа с букетом желтых роз. Женщины, проходя мимо, с вожделением посматривали на него, но он, казалось, этого не замечал. Его глаза искали только меня. Он ждал меня, но с другой стороны. Я остановилась и юркнула в ближайшую дверь, так как к горлу подступила волна тошноты. Мне никогда от него не скрыться: он всегда на шаг опережал меня, всегда ждал, всегда прикасался и прижимал к себе, не отпускал ни на минуту. С меня его было достаточно. Я подождала, пока не уляжется паника, затем осторожно, чтобы он не увидел, повернулась, побежала вниз по улице и свернула за угол. Там я махнула такси.
– Куда едем, дорогуша?
Куда? Куда я могла ехать? Я не могла убежать от него – ведь тогда он поймет, что я все знаю. Я пожала плечами, ощутив опустошающее поражение, и попросила водителя отвезти меня домой. В тюрьму. Я понимала, что долго так не выдержу. Ужас, который меня охватил при виде Адама, был практически осязаемым. Сколько еще я могу притворяться, что люблю его, что блаженствую, когда он меня ласкает, что вовсе не испугана? Мое тело бунтовало. Но я не знала, что делать.
Когда я вошла в дверь, зазвонил телефон.
– Алло.
– Элис? – Это была Сильвия, и ее голос звучал взволнованно. – Не думала, что застану тебя.
– Так почему звонишь?
– На самом деле я хотела поговорить с Адамом. Мне немного неловко.
Я вдруг почувствовала, что мои ноги стали холодными и мягкими, словно я вот-вот упаду в обморок.
– С Адамом? – спросила я. – С чего это тебе захотелось поговорить с Адамом, Сильвия?
На другом конце провода замолчали.
– Сильвия?
– Да. Слушай, я не собиралась рассказывать тебе, в смысле он хотел поговорить с тобой, но раз уж так случилось, то ладно. – Я услышала, как она затягивается сигаретой. Потом она заговорила: – Дело в том, что ты подумаешь, что это акт предательства, но однажды ты поймешь, что я действовала из дружеских побуждений: я прочитала письмо. А потом показала его Адаму. Я имею в виду, что он как гром среди ясного неба появился у меня дома, и я не знала, что делать, но я показала ему письмо, так как думала, что у тебя нервное расстройство или что-то в этом роде, Элис. То, что ты написала, – просто безумие, ты бредишь. Ты должна это понимать, конечно, должна. Я не знала, как быть, и показала это Адаму. Алло, Элис, ты слушаешь?
– Адаму. – Я не узнала собственного голоса, он был бесцветным, безжизненным. Я лихорадочно думала: больше нет времени. Время кончилось.
– Да, он держался великолепно, просто великолепно. Конечно, ему было обидно, Боже, так обидно. Он плакал, когда читал письмо, и снова и снова повторял твое имя. Но он не винит тебя, ты должна это понять, Элис. И еще, видишь ли, он опасался, что ты сотворишь какую-нибудь глупость. Это последнее, что он мне сказал. Он сказал, что в состоянии, в котором ты пребываешь, ты способна причинить себе вред.
– Ты хоть понимаешь, что наделала?
– Но слушай, Элис…
Я положила трубку, чтобы не слышать ее умоляющего голоса, и несколько секунд, словно в параличе, не могла сдвинуться с места. Комната казалась очень холодной и тихой. Был слышен каждый звук, скрип половицы, когда я переминалась на месте, бормотание воды в трубах, легкие вздохи ветра за окном. Вот оно. Еще до того, как меня нашли мертвой, Адам выразил опасение, что я способна причинить себе вред. Я бросилась в спальню, открыла комод, где прятала письмо Адели и записку Адама самому себе. И то и другое пропало. Я побежала к входной двери и тут услышала его шаги, пока далекие, в самом низу длинного лестничного марша.
Из ловушки не было выхода. Наша квартира находилась на самом верху. Я огляделась, зная, что других выходов нет, что спрятаться негде. Подумала было о том, чтобы позвонить в полицию, но я не успела бы даже набрать номер. Я вбежала в ванную комнату и открыла душ так, чтобы вода с шумом текла на плитки пола. Потом аккуратно задвинула душевую занавеску и, оставив дверь в ванную немного приоткрытой, со всех ног бросилась в гостиную, схватила ключи и нырнула в тесную кухню, где встала за дверью, за которой едва ли можно было скрыться. Журнал «Гай» лежал на разделочном столике на расстоянии вытянутой руки. Я взяла его. Хоть что-то.
Он вошел в квартиру и запер за собой дверь. Сердце у меня в груди бешено колотилось, оно громыхало так, что мне не верилось, что он ничего не слышит. Вдруг мне вспомнилось: у него букет цветов. Он сначала пройдет на кухню, чтобы поставить их в воду. О Боже, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Мое дыхание превратилось в хриплые всхлипы, в груди заломило. У меня вырвалось короткое рыдание. Я не могла с ним справиться.
Но потом каким-то чудесным образом страх исчез и вместо него появилось своего рода любопытство, словно я была посторонним наблюдателем собственной катастрофы. Считается, что перед внутренним взором утопающего мгновенно проносится вся его жизнь. В несколько секунд ожидания у меня в мозгу промелькнули картины нашей совместной жизни с Адамом; такое на самом деле короткое время, которое, однако, перекрыло собой все, что было прежде. Я смотрела, словно наблюдала за собой: тут первый взгляд через переполненную машинами улицу; первое занятие любовью, настолько лихорадочное, что теперь оно казалось почти комичным; день нашей свадьбы, когда я была так счастлива, что хотела умереть. Потом я увидела Адама с поднятой рукой; Адама с ремнем в руке; Адама, сжимавшего руками мою шею. Все образы сходились к настоящему моменту: к тому моменту, который ждет впереди, когда я увижу, как Адам меня убивает. Но страха больше не было. Я чувствовала себя почти умиротворенной. Я так давно не чувствовала себя умиротворенной.
Я услышала, как он идет через комнату. Мимо кухни. В сторону ванной, где шумел душ. Я приготовилась, ухватившись за новый замок, и напряглась всем телом.
– Элис, – позвал он. – Элис.
Сейчас. Я выскочила из кухни в прихожую и отперла дверь.
– Элис!
Вот и он, быстро идет ко мне, прижимая к груди желтые розы. Я увидела его лицо, великолепное лицо убийцы.
Я захлопнула дверь, вставила в скважину тяжелый ключ и стала лихорадочно его проворачивать. Ну, давай, пожалуйста, скорее. Замок щелкнул, я вытащила ключ и, не разбирая дороги, кинулась к лестнице. За спиной я услышала, как он барабанит в дверь. Он силен, о, Боже, он достаточно силен, чтобы выломать ее. Он с легкостью проделал это, когда вламывался в собственную квартиру, чтобы убить Шерпу.
Я неслась по лестнице, перепрыгивая через две ступени. В какой-то момент меня подвели колени, и я подвернула ногу. Но он не преследовал меня. Грохот за дверью становился все тише. Новый замок держал. Если мне удастся все это пережить, то у меня будет хоть немного горького удовлетворения от того, что он сам приготовил себе ловушку, когда сломал дверь, чтобы убить нашего кота.
Вот я и на мостовой. Я понеслась в сторону центральной улицы и, только добежав до нее, быстро повернула голову, чтобы посмотреть, не видно ли его. Не он ли это вдалеке? Я пробиралась через проезжую часть, лавируя между машинами, обегая велосипеды. Увидела злое лицо водителя, когда он выворачивал руль, чтобы не наехать на меня. У меня резко закололо в боку, но я не останавливалась. Если он догонит меня, я, конечно, стану кричать и выть, но все сочтут меня просто сумасшедшей. Ни один человек ни в коем случае не станет вмешиваться в домашний скандал. Мне показалось, что кто-то выкрикнул мое имя, но, может, это была всего лишь игра моего мятущегося воображения.