- А меч-то у тебя еще не кормленый!
Ярл Любослав насторожился, но смолчал. А абва продолжал:
- Да-да, не кормленый. Еще месяц назад он был в земле, потом его достали, сбили с него ржавчину и вновь перековали. А крови на нем нет.
- Есть! - не сдержался ярл.
Но абва, усмехнувшись, возразил:
- Да разве это кровь? Кровь у меня и у него и у тебя. А у раба - что, тоже кровь?!
Варвар нахмурился. Гликериус опять заговорил:
- А знаешь, для чего мечу дают ржаветь? Не для того, чтобы он затем очистился, как думаете вы, а для того, чтоб изменить его химический состав, ведь углерод...
Но тут он замолчал и посмотрел ярлу в глаза. И долго так смотрел...
Потом сказал:
- Я знаю, что начертано на лезвии. Сказать?
Ярл побледнел... и мотнул головой - нет, не надо.
- Ну что ж, не надо, так не надо, - согласился абва. - Но тогда я скажу тебе вот что: не придавай особого значения надписям, потому что не такие уж они могущественные, как думают некоторые. Вот, например, меч Хальдера тоже ведь был исписан магическими письменами...
- Нет! - сказал варвар. - Его лезвие...
- Я не о лезвии - о ножнах, - сказал абва. - Ведь лезвие разит, а ножны укрывают. Так вот, на этих всемогущих ножнах было написано, что тот, кто облада...
И абва замолчал. А после рассмеялся и сказал:
- Я разболтался, словно женщина. Надеюсь, ярл простит меня.
Но ярл молчал. И он был явно недоволен тем, что абва замолчал, ибо ему, конечно же, очень хотелось бы услышать продолжение...
Однако старый мошенник уже резко переменил тему разговора; сперва, обратившись ко мне, он спросил, когда мы собираемся делать привал, а потом стал подробнейшим образом - и уже не по-варварски, а по-руммалийски рассказывать мне о том, как прошел его вчерашний опыт с живым серебром, и так и сыпал, так и сыпал мудреными терминами...
А потом вдруг оборвал сам себя на середине фразы, вновь повернулся к варвару и сказал:
- А говорят, что Айгаслав ведет свой род от Подкидыша. Это правда?
Юный ярл неопределенно пожал плечами. Тогда Гликериус сказал:
- Но это точно так. И про Хвакира мне тоже все известно. И потому ваш Безголовый и ушел - Хвакир увел его под самым вашим носом. А вы... С того, небось, и перегрызлись, что Айгаслав ушел! И меч унес.
- Меч - нет!
- А... О!
И абва замолчал. А после вовсе встал и отошел в сторону и, перегнувшись через борт, долго смотрел на воду; наверное, о чем-то очень крепко думал. А я не знал, чего...
Вдруг ярл тихо спросил:
- Кто он такой?
- Не знаю, - сказал я. И, помолчав: - Действительно, не знаю.
- А сам ты кто?
- Я? Просто воин, - сказал я. - Мой господин велел, чтоб я пошел и разорил Ярлград. Но я сказал: мне одному не справиться. Тогда он дал мне эти корабли, и я пошел. А разорив, вернусь.
- А дальше что?
- Убью его.
- Кого?
- Да господина. Возьму его жену, усыновлю его детей.
- А зачем тебе это?
- Н-не знаю, - сказал я.
И я был искренен! Я и действительно не знал, зачем мне это все - и красные сапоги, и Наиполь, и даже Теодора. Сегодня утром, покидая лагерь, я, против обыкновения, не отдал приказ об устройстве очередного сигнального поста. Первый легат напомнил мне об этом. Я отмахнулся, промолчал. И вот теперь мы, прервав всякую связь с метрополией, тем не менее продолжаем продвигаться вверх по враждебной реке. Так что если теперь с нами случится что-нибудь непредвиденное, то уже некому будет передавать сообщение, просить о помощи... Ну и не надо! Что случится со мной, то случится со мной, и это только моя забота! Мне нет никакого дела до Тонкорукого, так пусть же и ему не будет никакого дела до меня! Я воин, просто воин, я хочу сражаться... и побеждать, если будет на то воля Всевышнего. А если нет, то я готов и умереть. Полиевкту было намного сложней, он был один, а под моим началом целых два легиона. Примерно с таким же количеством войска я в свое время вторгся в Змеегорье и одолел их всех, привел к присяге, обложил налогами и даже произвел среди них воинский набор. А здесь...
Я вынул меч, огладил лезвие. Оно было чуть теплое, в зазубринах...
Вдруг ярл сказал:
- Мечи у вас короткие.
Я глянул на него. Он улыбался. Я сказал:
- Да, это так. И это не случайно. Мы сражаемся в плотном строю и потому короткие мечи для нас удобнее. И мы, опять же, колем, а не рубим. Вот так!
Я показал! И кровь во мне вскипела. Барра! Вот...
Нет. Я положил меч на колени и вновь огладил лезвие. Сказал:
- Мечи часто ломаются. Когда я уходил в первый поход, то запасных клинков было нагружено... Шестнадцать фур! Ты представляешь?
Ярл молчал. Смотрел очень внимательно. И ждал...
Да я и сам уже не мог остановиться! Говорил:
- Там, в Змеегорье, это не у вас. У вас тут степь как пиршественный стол, все легионы созови, всем места хватит. А там - вот так! Там горы, скалы - не пройти. Там тропы - ногу не поставишь. А камни под ногой! А пропасти! А лед! Лед - круглый год, вот до чего там высоко. Но я прошел! И провел легионы. А шли мы так - щиты над головами. А змеегорцы сверху бросали в нас камни. А прикрывались щитами и шли. Долго шли! А после мы пришли к ним в долину. Долина, это... как тебе сказать... ну, такой ров, очень глубокий, а стены у него - сплошные камни. Вверх посмотреть, так верха и не видно, оттуда, сверху, камень сбрось - и он полдня будет лететь, пока не долетит. А мы идем, укрывшись черепахой. А черепаха - это так: передние держат щиты перед собой, а остальные над собой, а фланговые сбоку, а задние сзади. И так - в каждой манипуле. Идем. А змеегорцы, те - как вы, без строя, кто во что горазд. И сшиблись. У нас короткие мечи, а у них длинные. И... Х-ха! После сражения мы подобрали этих длинных мечей больше трех тысяч. Я приказал обрубить их на нужный размер и сложить - про запас в наши фуры. А после окончания кампании каждый из моих легионеров получил такую долю добычи, что нам пришлось возвращаться кружным путем, ибо преодолеть горные перевалы с такой тяжестью на плечах не было никакой возможности!
Ярл, помолчав, спросил:
- А ты?
- Я - нет, - ответил я. - Я возвращался налегке. Ибо по нашим руммалийским законам военная добыча делится так: одна шестая часть уходит в казну, то есть достается нашему господину, а остальное в строго оговоренных долях распределяется между простыми воинами, квардилионами, трибунами и легатами. Стратигу, то есть мне, главному, достается только один триумф. А триумф, это... О! Представь себе огромный-преогромный город, который рукоплещет и кричит, беснуется, а ты - над ним, над всеми ними! Ты...
Я замолчал, сглотнул слюну, потом опять заговорил:
- Когда им стало совершенно ясно, что никакие переговоры ни к чему не приведут и спор можно решить только войной... вдруг оказалось, что никто из наших тогдашних стратигов не желает становиться во главе легионов. И их легко было понять - ведь это идти не куда-нибудь, а в Змеегорье! Ну а у нас такой обычай, что тот, кто возвращается с победой, удостаивается триумфа, но зато неудачника ждет чаша с ядом, а если попытаться уклониться от нее, то после будет еще хуже и еще позорнее. Вот таковы у нас условия. А я тогда был ненамного старше тебя. А звание стратига стоило полмиллиона номисм, то есть примерно в полтора раза больше того, что вчера вечером получил от меня - не от меня, от Руммалии! - твой достославный дед... Но я не постоял перед такой потратой, я заплатил все, что имел, да еще в придачу заложил свое имение. Вот почему когда я уходил в Змеегорье, то злые языки шипели, что, мол, за чашу с ядом это слишком дорого. А за триумф?! А хотя бы за то, чтоб потом... А! Что и говорить! Номисма - это желтенький кружок. Много номисм - много кружков. И их могут украсть, их можно растерять, растратить, раздарить... А слава - это слава, ярл, она всегда при мне, она - только моя. А посему пока моя рука крепка и голова чиста... А меч короткий, длинный ли, заговоренный или нет - какая в этом разница?!