- Не все. Я жив, - бурно запротестовал Грег. – Ты совсем расклеился. Хрен с ней, с Викторией. Зато Морриса тебя любила. Не без закидонов, конечно.
Пытаясь сосредоточиться, он широко распахнул глаза и увидел, что рюмки пусты. Возмущенный такой вопиющей несправедливостью, Грег прищурился, стараясь поаккуратнее ухватить бутылку. Он только начал разливать по новой, как услышал смех. Вначале еле слышный, смех становился все громче, пока Вотан не расхохотался, словно безумный.
- Что смешного я сказал?!
- Прости. Извини, Грэй, но это очень смешно. Любила… Да, она меня любила, Грэй! Причем сильнее, чем ты думаешь. Никто в целом свете не знает, как сильно Морриса Нэйлс любила своего старшего братика.
Отсмеявшись, Вотан схватил полную рюмку и выпил залпом.
- Хочешь, расскажу тебе историю любви? Не отрицай, хочешь. Все любят подобные истории. Так вот, Грэй, жил да был на свете мальчик, и не было у него семьи. Вернее была, но приемная, где его никто не любил, кроме деда. А еще у мальчика была младшая сестра. Пусть неродная, но он считал ее своей сестрой. Даже поклялся себе защищать ее. Так вышло, что по-настоящему они начали общаться, когда ей исполнилось четырнадцать, а ему на тот момент было восемнадцать. Все шло превосходно, пока не наступил день его рождения. Двадцать один год. В тот день он выпил, у него кружилась голова… Налей мне еще, Грэй.
Получив рюмку и осушив ее одним махом, Вотан горько усмехнулся и продолжил:
- Она была в его спальне. Его сестра. Лежала в его постели, кутаясь в его простыню. Ее одежда была свалена на полу. Понимаешь, о чем я?
Сообразив, к чему все идет, Грег похолодел и выставил перед собой руки, будто хотел защититься от дальнейшего рассказа:
- Вотан, не продолжай.
- Она все твердила, что любит меня. Что я ей нравлюсь. Сказала, что хочет, чтобы я стал ее первым мужчиной. Целовала меня, а я был так потрясен и напуган, что поначалу не сопротивлялся. Только когда она расстегнула молнию на брюках, меня словно молнией ударило. Помню, я вырвался и убежал. В тот день Уоррен дал мне сигарету и приказал выкурить, чтобы я успокоился. Не помогло.
- Твою мать, да что же за семейство больное?! – в ярости рявкнул Грег, стукнув кулаком по столу.
Заметив, как приятеля бьет дрожь от жутких воспоминаний, он не долго думая сгреб Вотана в охапку, прижимая к себе и желая успокоить. Не пожалеть или сделать вид, будто понимает, через что ему пришлось пройти, а просто, по-человечески успокоить.
- Когда она заступилась за меня после смерти Уоррена, я позволил себе иметь надежду, что Морриса оставила затею сблизиться со мной. Я никогда не искал такой близости. Ни с кем, будь то женщина или мужчина. Я не понимал, для чего она нужна, и надеялся, что сумел донести это до нее. Как же я ошибался, - глухо шептал Вотан ему в плечо, цепляясь столь отчаянно, словно боялся упасть. – Два года, Грэй… Два безумных года я искал любой предлог, лишь бы не оставаться дома.
- Зачем тогда согласился помочь ей? Послал бы куда подальше!
- В этом есть доля моей вины. Она была моей названной сестрой и могла бы стать моей женщиной, будь я иным. Имей я способность любить…
- Ты пьян и несешь чушь.
- Жаль, но ты не понимаешь. Может быть, когда-нибудь…
Вывернувшись из объятий, Вотан неловко слез со стола. Немного постоял, изо всех сил пытаясь сохранить равновесие.
- Я никогда никому об этом не рассказывал. Слишком унизительная тайна, чтобы доверить ее постороннему. Но с этим покончено. Я больше не желаю думать о ней. И, кстати, - он довольно резко обернулся к окну и едва удержался на ногах. – Я устал от этого дождя. Довольно с меня скорби о тех, кто ее не заслужил!
Пьяно хихикнув ему вслед, Грег потянулся за рюмкой и остолбенел.
Дождь прекратился! Вот так, безо всякого перехода. Ни тебе последних капель, ни мороси. Дождь просто прекратился, как если бы его выключили.
- Что за черт?
Не веря своим глазам, Грег открыл окно и с наслаждением вдохнул теплый, сырой воздух, слегка остудивший его и унявший шум в голове. С крыши капало, трава влажно блестела, но дождя, измотавшего все графство, как не бывало. Небо расчистилось, и в его черной бездне ласково блеснули далекие звезды.
Грег смотрел в ночное небо, дыша полной грудью, и думал, насколько это невероятное и удивительное явление. А еще он пообещал себе, что никому не расскажет о дикой истории отношений Вотана и его сестры, одержимой навязчивой и откровенно больной любовью к нему. Да, Грегу доводилось объяснять особо рьяным ухажерам друга, что означает слово «нет», но он и представить не мог, какие грязные чувства питает Морриса к своему названному брату.
«Он сказал, что не доверился бы чужаку, а в больнице назвал меня своим другом. Отчего такая честь? Впрочем, насрать», - и тут Грег вспомнил о разговоре с Лайзой Ибсен. Как она утверждала, что у Вотана больше никого не осталось, кроме него. Лайза Ибсен, призрак матери Вотана. Грег был уверен на все сто – это была именно она. Но почему она пришла к нему, а не к сыну? С чего решила, будто Грег способен его защитить? И от кого? «Кажется, я перебрал», - усмехнулся он. Отмахнувшись от назойливых, бредовых измышлений, Грег захлопнул окно и отправился за Вотаном…
Несколько раз споткнувшись впотьмах, Вотан добрался до холодильника, достал бутылку минералки и сделал большой глоток. Исповедь ничуть не облегчила душу. Единственное, что она принесла – прочное осознание тщетности его надежд понять смысл близких отношений, дружбы, любви. Теперь от твердо знал, что не способен на них и вовек не постигнет этой тайны. Когда-то появление в его жизни Моррисы стало для Вотана чудом, и он упорно цеплялся за этот образ, искренне полагая, будто сумеет научиться быть как все. Вот такая наивная мечта, которой просто не суждено исполниться. Он никогда не станет таким, как Грэй или его друзья. Такова его природа, его сущность, которую не изменить. Если бы мама осталась жива, она бы помогла своему сыну понять все намного раньше, и Вотан не мучился бы столько лет, силясь понять, что с ним не так. Но она пришла лишь посмотреть на своего мальчика и улыбнуться ему. Лайза… Его маму звали Лайза, и что бы ни говорила Виктория, она была доброй и красивой. Именно такой, как рисовало ее воображение в далеком, далеком детстве.
- Мне жаль, мама, - тихо произнес Вотан, оборачиваясь к окну. – Но у меня не осталось слез для тебя. Я опустошен.
Судорожно вздохнув, он заметил, что на улице прояснилось, и в одно мгновение переменился до неузнаваемости. В ярких зеленых глазах сверкнуло звериное торжество хищника, почуявшего добычу.
- Значит, вот как?
Он не спеша подошел и уперся ладонью в стекло, которое мгновенно пожелтело, раскалившись под длинными, словно паучьи лапки, пальцами. Еще миг, и стекло стремительно заиндевело, покрылось трещинами и раскололось, оставляя на ладони кровавые ранки. Бездумно глядя на алые капли, выступившие из порезов, Вотан терпеливо ждал. Прошло несколько секунд. Кровотечение остановилось.
Мир вовсе не рухнул в бездну. Все шло своим чередом.
Увидев разбитое окно, Грег предсказуемо выругался.
Где-то далеко в клинике спала, улыбаясь во сне, Аурика, а ее мать наконец-то решилась позвонить доктору Тим.
И совсем рядом, скрытые в сейфе, дремали оплетенные паутиной песочные часы в изящной подставке, терпеливо ожидая прикосновения теплых рук Истинного геоманта…