На метровом холсте была изображена вся фабрика. И если напрячь зрение, то можно было увидеть, что холст не статичен. И некоторые фигурки, нарисованные на нём… бегают друг за другом? И время от времени фигурки начинали бегать совсем уж нелепо. Тогда Сай с печальным вздохом решительным мазком кисти рисовал посреди картины сюрикен, и тот стремительно уменьшаясь, летел к какой-нибудь совсем уж хаотично бегущей фигурке. И на картине было видно, как после попадания фигурка подскакивала на месте, прижимала руку к «поражённой» филейной части и грозила куда-то в пространство кулаком.
– Я понимаю… у Цзиня преимущество – он начал учиться гендзюцу ещё до того, как пробудил свою демоническую родословную… – вздохнул Сай, – Но вы и без нынешних возможностей должны были скрутить его как котёнка… а уж сейчас и подавно… Когда же вы наконец вспомните про эти ваши Семь Мудрых Вещей?
Цзинь
Эти четверть часа дались Цзиню с огромным трудом. Не каждый день он оставался один против восьми противников. Вообще-то, года два с хвостиком. В те далёкие времена он стремительно переместился из ранга «отпрыска почтенной и богатой семьи» в ранг «чуть выше дерьма дикого культиватора». И как оказалось, на дне социальной лестнице очень плохо. Потому что оказавшиеся там бродят по пояс в слезах и крови тех, кто там оказался. А ещё там периодически проплывают трупы тех, кто там оказался. Потому что жизнь малолетних неудачников, по прихоти судьбы, оказавшихся там, ничего не стоит. И если какой-то взрослый культиватор стадии Возведения Основания отправит их на тот свет, то все единодушно скажут: «Поступок достойный культиваторов древности. Ибо культиватор должен быть безжалостным».
И сейчас, впервые за долгие годы, оказавшись без прикрытия в виде собственной надменно-пафосной физиономии, да массовки за спиной, Цзинь выкручивался как мог. И на чистой наглости изобретал такие заковыристые иллюзии, о которых он и не догадывался, находясь в спокойной обстановке.
Но это ещё не было самой большой его проблемой. Семеро героев были для него лишь «цветочками», а вот «ягодкой» на этом «торте из проблем» был его так называемый учитель. Фредди сидел внутри его души и никуда уходить не собирался. Ну, разве что после его смерти. И отнюдь не от старости, и в окружении внуков. Отнюдь… По замыслу Фредди смерть Цзиня должна была состояться здесь и сейчас. И она должна быть ох какой мучительной.
И в рамках этого плана, Фредди ломал душевную стойкость Цзиня. Всё для того чтобы к моменту нанесения Финального Удара воля Цзиня была сломана вдоль и поперёк. И сам он представлял бы один дрожащий от страха комок нервов.
И поэтому время от времени реальность вокруг Цзиня показывала разные… фокусы? Вот он бежит от Шина, отправляет того в иллюзию, делает поворот за угол и вот он уже бежит по общей казарме, где содержались такие как он… бесполезные слабаки… а навстречу выходят подростки лет тринадцати-четырнадцати. И на их физиономиях злобное предвкушение издевательства над одиноким десятилетним, и откровенно скажем, тщедушным Цзинем.
И такое обычным «Развейся!» не сломаешь. Это самый что ни на есть сон. Поправка, кошмарный сон. Поправка, кошмарный сон в котором боль от побоев, нанесённых иллюзорными мучителями будет самой что ни на есть реальной. И ты от этой боли не очнёшься. А вот умереть – всегда пожалуйста!
Спасало то, что какой-никакой, но опыт перехвата управления чужим сном у Цзиня был. Правда, кошмар, насланный Фредди, не перехватывался. Но Цзинь нашёл лазейку. В прямом смысле этого слова. Маленький кусочек кошмара под его силой демонической родословной становился его личным сном. И Цзинь на бегу создавал там дверь, через которую ускользал в реальность. И его встречали баки, чаны и трубы с зелёной жижей. Правда, победителем от этого Цзинь себя не чувствовал. Отнюдь.
По долетающим от его бывшего учителя репликам было понятно, что Фредди доволен тем, что его бывший ученик проявляет хоть какое-то сопротивление. И суть этого удовольствия заключалась не в гордости за успехи ученика, а в том, что в результате, его, Цзиня, удастся помучать подольше. И, нет. О том, что эти реплики – это хитрый ход, призванный сломать волю Цзиня, мальчик не думал. Не таков был его «учитель». Прямолинейность маньяка в лоб ломящегося на свою жертву, Цзинь уловил ещё в момент их первого знакомства. Хитрые словесные манипуляции – это всё не про Фредди.
На миг Цзинь перевёл взгляд на свою ладонь, чтобы проконтролировать – не дрожит ли та. А когда мальчик перевёл свой взгляд с неё на окружающее пространство, то перед ним лежал труп какого-то подростка. Труп носил следы жестокой насильственной смерти. И Цзинь вспомнил. Именно этот труп ему поручили скинуть с обрыва в овраг. На съедение диким зверям. Потому что настоящему культиватору знания не вкладывают, как червячка в ротик несмышлёному птенцу. Нет. Он, настоящий культиватор, должен либо вырвать знания у непокорного мира, либо сдохнуть в процессе.
И против воли мальчика, руки Цзиня сами собой ухватили окровавленный маленький труп и потащили его к обрыву в паре сотен метров от селения культиваторов, куда его привезли на днях.
– Это всё сон, – дрожащим голосом пытался убедить себя Цзинь.
Но управление сном не перехватывалось. И тело Цзиня само продолжало тащить окровавленный труп.
Пока он не добрался до финальной точки. Точки, где Фредди собирался закончить это представление.
– А знаешь почему ты так испугался тогда, Цзинь? – усмехаясь поинтересовался невесть откуда взявшийся Фредди.
То, как он тогда перепугался, стоя на краю обрыва, и вдыхая смрад разложившейся плоти, подымающийся оттуда… Где уже лежало несколько тел неудачливых культиваторов… Цзинь прекрасно помнил. Хоть и старался забыть.
– Смерти? – выдавил из себя Цзинь.
– Нет, – отмахнулся Фредди. – Одиночества. Повернись назад!
И Цзинь с трудом повернул шею. И как он и боялся зрелище, представшее его глазам было ещё более страшным, чем овраг с разлагающимися трупами на дне.
Там две безликих взрослых фигуры тащили за шиворот безвольно обвисшую детскую фигурку. И это был Цзинь. По лицу конвоируемого стекали слёзы. И Цзинь знал почему…
– Ты и сам знаешь, только боишься даже прошептать вслух это знание, – с видом заговорщика прошептал на ухо Цзиня его бывший учитель, – Ну, так я тебе подскажу. Когда у твоей так называемой семьи начались проблемы… опала и всё такое… и жадные соседи начали отрывать куски имущества… от тебя избавились, как от ненужной вещи. Хотя, нет! Тогда бы тебя просто выкинули на помойку, и предоставили голоду и холоду прикончить ещё одного слабака. Нет. Тебя продали за смешную сумму. Потому что в сектах культиваторов всегда должно быть много свежего мяса. Такого как ты, мой бывший ученичок! – легонько царапнул когтистой перчаткой щеку Цзиня его мучитель.
– …
– И тебя запихнули в клетку, где сидели такие же как ты… крестьянские дети… хромые… косоглазые… тупые… купленные рекрутёрами в окрестных деревнях за одну самую маленькую монету, потому что пристроить к делу невозможно… а год недостаточно голодный, чтобы убивать таких на месте… – продолжать добивать волю Цзиня маньяк.
– …
– Вся остальная твоя суета, которую ты называешь своей жизнью, – презрительно скривился Фредди, – была лишь потому что ты боялся одиночества. Вся эта нелепая банда из… как их там? …Жирного Тупицы и Тупого Жирдяя… была лишь тщетной попыткой скрыться от одиночества…
– …
– Нет, если бы ты хотел настоящую банду, то надо было набирать не двух увальней, а присоединятся к настоящей банде. Только там можно подняться. И ты это знаешь, – небрежно отмахнулся от нелепых оправданий бывшего ученика Фредди.
– …
– А эта нелепая фигня с работой старосты? – задал риторический вопрос Фредди, – Вместо того чтобы подмять всех под себя, ты играешься в старшего брата для двух дюжин неудачников! А знаешь почему?
Цзинь отрицательно помотал головой. Не потому что не знал. А потому что не хотел этого разговора.
– Потому что, когда тебя тащили прочь от дома, который по своей глупости считал родным, никто не вышел тебя проводить. Ни слуги… ни братья… ни мать с отцом. Никто, – с ухмылкой от уха до уха нанёс свой Финальный Удар повелитель кошмаров.