Вот - слово сказано: назначено. Ответ, который хотел на свет, извините за невольную рифму, созрел и нахально заявил о себе уже не в подсознании, а в самом сознании. Короче, Чернов на сто процентов был уверен, что в конце нынешнего забега, на вершине, он должен встретить некоего Царя Горы, который послан ему для дальнейших и, желательно, окончательных объяснений. Как он, этот Царь, назовет себя - Зрячий, Избранный, Умный, Логичный - было, в сущности, не важно. Все минувшие беседы с драконами, младенцами, былинными старцами и прочая, именовавшими себя Зрячими и даже бывшими оными, являлись всего лишь способом получения информации - рваной, разрозненной, не всегда понятной, но из которой все же стоило попробовать сложить некий паззл. Пусть не целиком, но хотя бы в той мере, что разрешит предположить, не более чем предположить: что же все-таки видел Чернов в Вечном своем Пути по смертным мирам, коли прибегнуть к высокопарным формулам.
Помнится, была в детстве зачитанная до стертых букв книжка - "Что я видел", про мальчика Алешу по прозвищу Почемучка. Мальчик жил в деревне, ехал в город, а по ходу нехитрого сюжета подробно знакомился с тем, что его окружает: поезд, самолет, автомобиль, метро и так далее - вплоть до автомата с газировкой. Мальчику Алеше повезло больше Чернова: все, что он видел, объяснялось ему (ну и читателям, соответственно...) с завидными подробностями, и картина мира Почемучки была четкой и зримой. Чернов вполне мог представить себя Алешей, которому никто ни хрена толком не объясняет. Ему вон даже Книгу Пути почитать не предложили, а попроси он ее у Хранителя, отказ был бы резким и категорическим. Хорошо - оказия выпала: сам в нее заглянуть успел... Поэтому коли уж пошли литературные ассоциации, - ему больше подошла бы сейчас книга под названием "Живи с молнией", тоже читанная, но уже в отрочестве. Чиркнули чем-то по чему-то, осветили на миг картинку: что успел увидеть, то - твое. Чернов увидел безнадежно мало, но закадровый, так сказать, текст Зрячих позволил ему самостоятельно начать делать выводы. Не исключено - неверные. Не исключено слишком, что ли, земные или, жестче, приземленные, в чем его уже упрекали было. Но почему информация Зрячих, будучи рваной, все ж позволяла Чернову поступательно развивать эти приземленные выводы, выстраивать их в опять же рваную, но все же цепочку?.. Здесь очень хотелось сделать вывод: пусть Чернов мощно недопонимает, но все, что понял и сформулировал сам для себя, - в какой-то мере верно. А сейчас ему местный Царь Горы отмерит до кучи еще чего-нибудь, и Чернов вернется в свои Сокольники, обогащенный в недоступных смертному глубинах памяти доморощенной (сиречь собственной...) теорией (или все же гипотезой?..) о том, что хотел Сущий, творя последовательно свет, твердь, сушу, светила и так далее - до человека.
Книга Бытия, глава первая.
Стихи первый тире тридцать первый.
Но тут Чернов наконец-то решил четко сформулировать прежние подозрения, к месту лучше было бы вспомнить другую книгу, которая, кстати, не раз вспоминалась во время Пути - Книгу Исхода, потому что в ее главе девятнадцатой была и гора, и густое облако над вершиной, и трубный звук, и, извините за кощунственные параллели, явление Господа старцу Моисею. Очень ясно вспомнил все это Чернов и немедленно услыхал не трубное, а вполне человеческое:
- Не много ли на себя берешь, Бегун?
Человеческое прозвучало на языке родных осин, и произнес его опять же человек, одетый так же, как и Чернов: в длинную белую гананскую рубаху, белые штаны чуть ниже колен... Ну прямо только из Вефиля или из царской столицы Асор. Был человек не стар, лет сорока, чисто - вот уж не по-ганански! - выбрит, тоже не по-ганански коротко стрижен, подтянут, сухощав. Человек улыбался Чернову, стоял, утопая по колено в синем дыме-тумане, но все остальное, пардон за вольность стиля, было видно преотлично, словно туман в этом месте образовал некую лакуну, чтобы два интеллигентных персонажа могли побеседовать друг с другом, не напрягая зрения. Ну, точно: повторялась ситуация! Чернов и Зрячий в облике былинного старца беседовали тоже стоя по колено в тумане... А что до русской мовы, решил Чернов, так многоязычье в смертно-вечной обслуге Сущего практиковалось широко, вон и Чернов сам был не чужд оному. Плюс вежливость хозяина: с русским гостем - по-русски. В том, что бритый крендель - здешний хозяин, Царь Горы, Чернов не сомневался.
Но вопрос задан - надо ответ держать.
- Ничуть, - ответил Чернов с необходимо наглой интонацией, потому что не им сказано: каков вопрос, таков и ответ. - Более того, коллега, эта вольная аналогия представляется мне неслучайной, ибо известно: Библия - а это книга моего мира! - полна сюжетных повторов, которые тянутся сквозь тысячелетия. Резонно увидеть и в моем случае вариацию известного ветхозаветного сюжета. Тем более что вокруг - Вечность, и воля Сущего ощутима здесь, как нигде... Ну и плюс соответствующие атрибуты соответствующей истории: гора, дым или туман, трубы...
Труб, правда, больше не слышалось. Тишина кругом стояла неколышимо, как и положено в тумане - где-нибудь в поле или в лесу. Или, кстати, на горе.
- Красиво излагаешь, - засмеялся Царь Горы. - Но вот пример типичной нашей земной любви искать в новом - прежнее, а в незнакомом - подобное. Мы так бережем свою психику, что даже шекспировское "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам" воспринимаем не буквально - по смыслу, а лишь как поэтическую вольность мысли, более того - как удобный эвфемизм, поскольку признать, что есть-таки на свете адова куча необъяснимых необъяснимостей - это грубо, это не для нашей ранимой психики. Да что я тут мечу бисер? Сам прекрасно знаешь менталитет землян, сам им в полной мере обладаешь. Не ты ли автор стишков в стенгазете школы номер пятьдесят шесть Киевского района Москвы: "Кто поверит в уфологию, тот давно умом убогий". Талантливо сказано! Чем не Пушкин, чем не сукин сын?..