- Как ты догадался, сынок?
Отвечал:
- Селезенка екнула, я и рванул.
И это - чистая правда.
Впрочем, однажды селезенка промолчала, и мама умерла. Ночью. Во сне...
Но подобных описанному случаев - большего или меньшего калибра! - хватало в его жизни, и сегодня, целенаправленно руля в город Панкарбо, он не без любопытства думал: что его ждет на сей раз? Событие? Человек?.. Не жажда же этнографических знаний его туда потащила, в самом деле...
А дорога через полчаса (две четверти времени, если по вефильской терминологии...) начала спускаться вниз, втекла в зеленую долину, лежащую на огромном - глазом не охватить! - покатом склоне, поросшем аккуратными рядами посаженным виноградом. Чернов въяве отметил уже известный ему от Кармеля яркий результат дружественной политики жителей Вефиля и Панкарбо, прикинул про себя: а не так ли на самом деле и родилось знаменитое испанское вино? Не было ли и в реальном времени истории Земли перемещения какого-нибудь иудейского либо галилейского городка на территорию нынешней Испании? А что? Фантастика так уж фантастика...
И вот показались тоже белые стены Панкарбо, который издалека выглядел куда большим, чем братский Вефиль, раз эдак в пять или шесть большим, настоящей белой крепостью выглядел, построенной и для мирной жизни, и для отражения, коли придет срок, врагов. Ускоряясь, Чернов подумал, что Вефилю за минувшие три столетия явно повезло: никто на него не нападал, не понадобились городку мощные укрепления - высоченные стены, ров с водой по периметру, мосты на цепях. Да и не помнил что-то Чернов, чтобы в Иудее времен Христа и позже (уж про "раньше" и речи нет...) применялись подобные европейским защитные приспособления. Разве что стены. Стены были - ого-го! Вон, римская армия под водительством Тита Флавия, взявшая считавшийся неприступным Иерусалим в семидесятом году по Рождеству Христову, маялась у этих могучих стен без малого полгода. Но техническая составляющая римлян оказалась выше иерусалимских стен, и римляне все же взяли город и сровняли его с землей. А у Вефиля стены - коза, поднатужившись, перепрыгнет. Но стоит Вефиль нетронутый, живет спокойно и ждет Бегуна. Значит, и впрямь Сущий миловал. Особенно раз в итоге Бегуна сюда прислал...
Чернов вбежал в Панкарбо безо всяких осложнений со стороны городской стражи. Она имела свое законное место перед воротами и за ними: крепкие мужики в легких кожаных латах на груди, на плечах, даже без шлемов - длинные черные волосы либо распущены, либо собраны в косички, в кои вплетены разноцветные тонкие нитки. Для красоты, видимо. Оружие - по виду алебарды, но с короткими, как у топоров, рукоятками. Под латами - красные рубахи с широкими рукавами и черные панталоны до колен. Обувь, естественно, кожаная - сандалии, удобная типовая обувка для теплых краев.
Зная испанский в совершенстве и баскский - худо-бедно, Чернов понятия не имел о том, как выглядели жители Пиренейского полуострова, скажем, две тысячи лет назад. Назад - от московского периода Бегуна-Чернова. Он вообще историей человечества интересовался фрагментарно, по мере надобности или случайно. До Пиренеев руки не дошли. А в Европе в эти века хозяйничали всякие там варвары (по мнению цивилизованных римлян и эллинов) - франки, галлы и прочие Эрики Рыжие со Старшей Эддой под мышкой. Такие вот исторические знания наличествовали у великого лингвиста, простим его, как он сам себя прощает. Тем более что история этого пространства-времени (ПВ) могла радикально отличаться от истории черновского ПВ. Там - франки, а здесь вовсе какие-нибудь фиганки... Хотя название определено: бастарос...
Местные фиганки-бастарос безо всякого интереса наблюдали за Бегуном, который к тому же резко сбавил темп, вбежав в городские ворота, перешел на обычный шаг. Они, видать, привыкли к регулярным явлениям в Панкарбо гостей из ближнего Вефиля. Возможно, у их далеких предков и отвисли челюсти, когда они узнали о внезапном возникновении по соседству целого поселения, причем абсолютно чужого по нравам и языку. Но пришельцы (или явленцы) не нападали, не посягали на собственность коренных жителей, напротив - изо всех сил тянули к оным руку дружбы с зажатой в ней виноградной лозой. Поэтому удивление, справедливо считал Чернов, быстро прошло, лозу из руки приняли и воткнули в плодородную землю, по осени чокнулись молодым вином и зажили с миром.
Городок оказался людным, шумным, ярким и симпатичным. Хотя и весьма духовитым, чтоб не сказать вонючим. Красно-бело-черные цвета одежд, вызывающе привлекательная смуглость кожи женской части горожан, шустрость и босоногость детишек, крикливость торговцев всем-чем-ни-попадя, от чистой воды до всяких овощей-фруктов. Это - о яркости и людности. Теперь о вонючести. Мерзко благоухала, как мгновенно сообразил Чернов, местная канализация или, точнее, стоки, куда жители выливали, извините, дерьмо. В Вефиле такого безобразия Чернов не почувствовал. То ли народ там жил аккуратный и чистый, то ли смекалка и трудолюбие, вынесенные из прежнего их миропребывания, позволили придумать что-то, чтоб легко дышалось. Надо только захотеть, это - факт...
По традиции, рожденной давеча в том же Вефиле, Чернов пошел искать центр городка, поплутал по узким улочкам, где дома (а здесь были не домики, а дома, даже трехэтажные часто попадались) теснились друг к другу, не оставляя места для всяких там палисадничков, вообще для растительности места не оставляя. Не было ее в городской черте - растительности, осталась за стенами, где, вероятнее всего, и наливались спелостью продаваемые уличными торговцами фрукты-овощи. Как и виноград, увиденный на бегу.
Судя по количеству торговцев у городских ворот и на довольно просторной площади, на которую в итоге выбрался Чернов из лабиринта улиц, Панкарбо был этапом, вехой на пути откуда-то куда-то: не своим же соседям местный товар продавать, свои по соседству могут за ним зайти. Или здесь вообще не привилось родовое деление по мастерству и все бастарос умели все?.. Как бы там ни было, но площадь оказалась многолюдной и шумной. Центром ее был не храм, а что-то типа фонтана или распределительной колонки с небольшим бассейном, около которой сидели пестрые, черные от солнца старухи и старики, просто так сидели грелись. Бездельничали. Чернов добежал до Панкарбо за обещанные Кармелю сорок с небольшим минут, солнце стояло еще низенько, жара не пришла, сам Чернов вон даже не вспотел, носясь по долинам и по взгорьям, поэтому жители, по каким-то причинам свободные от дневных работ, тусовались вокруг колонки почем зря. Старики, повторим, сидели, дети бегали, редкие женщины степенно беседовали, прикрыв головы плетенными из соломы шляпами, похожими почему-то на современные Чернову вьетнамские. Язык был все-таки не баскский, а скорее - испанский. Или древнеиспанский, коли он был именно таков: Чернов, зная современный, с древним никогда не сталкивался, надобности не возникало... Но баскские слова присутствовали, и гортанность речи, отмеченная Черновым и в Вефиле, здесь свое место тоже имела. Но все он преотлично понимал, да и темы, которые болтались в воздухе, были просты: урожай, дети, болезни.