Чернову хотелось логики.
Но, судя по всему, логики в действиях Великого Передвижника не наблюдалось. Или напротив: вся логика заключалась в ее категорическом отсутствии. Последнее тем более убедительно, что Сдвиг из монгольской Испании ко всему вышеперечисленному - вообще обошелся без бега! Вопрос рвется наружу сам собой: зачем тогда нужен именно Бегун? Впрочем, и ответ не задерживается: а вдруг этот парк аттракционов - не ПВ никакое, а этакий отстойник всех времен и народов для посещения туристов из разных ПВ?.. Во загнул, сам себя оценил Чернов... Но если поразмыслить на бегу да плюс к тому вспомнить читанное из фантастики, то не так уж и крепко загнул. Найдет Зрячего - значит это не отстойник, а полноценное ПВ. Не найдет - не исключено, что отстойник. Если последнее верно, то еще вопрос: как тогда из него выбираться Чернову вместе с целым городом? Опять звать Небесный Огонь? Или еще что-нибудь библейское покруче?.. Или это вообще - конец Пути?..
Грустные размышления прервал резкий толчок и немедленное торможение. Два крепких парня в кожаных комбинезонах и пилотках держали Чернова за руки. На пилотках - жетоны с латинскими буквами "SS", над правыми нагрудными карманами овальные бляхи с двуглавым орлом в середке и надписью по краям: "SECURITY SERVICE. DOWN OF JACKSONVILLE". To есть "Служба Безопасности. Низ (что значит "низ"? выходит, есть и "верх", то есть "up"?..) Джексонвилля". В свободных от Чернова лапищах - короткие черные трубки, похожие на фонари известной фирмы "Maglite". Полиция?.. Местная охрана?..
- Куда прешь, парень? - ласково поинтересовался один из "эсэсовцев".
А второй добавил целую серию вопросов:
- Украл? Наширялся? Кого-то потерял?
- Тороплюсь, - туманно объяснил Чернов, даже не пытаясь вырваться.
Он и в родном ПВ никогда не сопротивлялся представителям власти, считая это занятие непродуктивным и вредным.
- Здесь никто не торопится, - объяснил первый. - Здесь люди культурно отдыхают и ловят кайф. А ты своими действиями, парень, портишь красивую картину культурного отдыха. Ну-ка предъяви свою идентификационную карту...
- У меня ее нет, - честно признался Чернов.
- Как нет? - прямо-таки опешил первый, даже хватку ослабил. - Куда она могла деться?.. - Сунув трубку под мышку, свободной рукой задрал Чернову рубаху, обнажил живот. Сказал с ужасом: - Смотри, Гай, чисто...
И второй с не меньшим ужасом подтвердил:
- Совсем чисто...
Легко было догадаться, что у Чернова на животе отсутствовало нечто: то ли бирка, то ли печать, то ли татуировка, но в любом случае имеющее название "идентификационная карта". И это тоже подходило под определение "фигец котенку Машке". Чернова опять зажали с боков, поддернули вверх и легко понесли сквозь толпу, которая сама расступалась перед "эсэсовцами", влекущими в каталажку злостного преступника с чистым животом. Каталажкой оказался черный экипаж, похожий на яйцо. С тупой его стороны раздвинулись створки, Чернова кинули внутрь, створки сомкнулись, и он оказался один-одинешенек в полной темноте на жестком, пластиковым на ощупь полу. А яйцо снялось с места и бесшумно (как без двигателя вовсе!..) воспарило в воздух и полетело в пугающую неизвестность.
Попал, оригинально подвел итог Чернов. А что с вефильцами теперь будет? Так и останутся аттракционом?.. Дерьмовый из тебя Моисей получился, дорогой Чернов: не начав толком Исхода, все провалил к такой-то матери... К слову, мама-покойница как раз любила повторять сыну-бегуну:
- Когда быстро бегаешь, не хватает времени на подумать.
И была права: "на подумать" времени-то и не хватило... А яйцо довольно скоро завершило полет, створки опять распахнулись, две могучие руки вырвали Чернова из темного нутра, и он оказался в длинном коридоре - перед железной решеткой. За решеткой находился лифт.
Первый "эсэсовец" задрал дверь к потолку (никакой на сей раз автоматики, все вручную!), пихнул в лифт арестанта, потом сам зашел с напарником. Лифт ехал медленно, но недолго. Остановился, выпустил троицу в такой же длины коридор, но - с запертыми дверями по обеим сторонам. В дверях - глазки.
Тюрьма, тоскливо догадался Чернов. "Эсэсовец" отпер одну из дверей висящим рядом на крюке огромным ключом, опять пнул Чернова в спину со словами:
- Посиди пока. До выяснения.
И дверь закрылась.
А перед Черновым во всей своей неприглядности (общей, получается, для любых времен и стран) была тюремная камера на два десятка двухъярусных коек, полутемная (два махоньких зарешеченных окошка у потолка), с ржавого вида местом общего пользования в углу, с тусклой голой лампочкой у входа. Она-то и осветила нового заключенного, что позволило обитателям камеры его рассмотреть и нестройно приветствовать:
- С прибытием... Заходи, не бойся, не обидим... За что чалишься, братан?..
Последняя фраза услышалась Черновым именно так, поскольку прозвучала по-русски.
А местные зэки - вопреки читанному Черновым в отечественных и переводных детективах - смотрели на пришлеца вполне дружелюбно, многие улыбались, сидели на койках друг над другом, махали ногами (просто так) и руками (Чернову). Не все койки были заняты, вакансии имелись.
- Кто сказал "За что чалишься?" - биязычно поинтересовался Чернов: первая часть фразы - по-английски, вторая, ясный пень, - по-русски, поскольку, как и "пень", непереводима на язык Шекспира и Шоу. А на языке Толстого и Чехова это примерно означало: "Какое, товарищ, преступление привело вас в данное пенитенциарное учреждение?"
- Я сказал, - по-английски на этот раз ответил человечек, сидящий в нижнем ряду.
Был он именно мал, хлипок сложением, волосат, как хиппи, отчего трудно оказалось с ходу определить его возраст. Хотя точно - не юноша. Да, еще: очки на нем сидели - круглые, профессорские, без оправы. Занятная деталь для тюремного сидельца, ботающего по фене, то есть использующего старый воровской жаргон. Чернов, как и всякий читатель отечественного детектива, более-менее в "фене" ориентировался.
Чернов подошел к сказавшему. Очкарик подвинулся на шконке (по-русски - на койке), постучал ладонью по грубому одеялу, очень похожему на обыкновенное солдатское, на казарменное, довольно-таки чуждое заоконному суперпродвинутому миру.