- Это не я скажу, а сам Сущий: "И пошлю на вас воду с Небес, и будет литься она столько, сколько сможете выдержать. А я увижу и пойму: сильны вы, чтобы нести Ношу Мою, или плечи ваши сгибаются под ней. Если увижу, что сильны, остановлю воду, и придут в мир ваш свет и тепло".
- И сколько же времени твой народ ходит мокрым до последней нитки?.. Да, кстати, как вы измеряете время?
- Время? Просто. Оборот Земли вокруг солнца - год. Время от восхода солнца до его захода - день, наоборот - ночь. Тебе понятно, Бегун?
- Более чем.
- А сколько времени мы несем Ношу?.. Да пожалуй, с самого Сотворения, Бегун. С Начала Жизни. Это безумное множество лет, не счесть их даже!
- Велика же ваша вина, Зрячий, как я понимаю. Что ж Сущий так невзлюбил твой народ и твой мир?.. Или вы более виновны перед Ним, чем мы, например? Я не имею в виду тех, кто идет со мной по Пути. Я говорю о своем народе, в который определил меня Сущий в нынешнем отрезке моего земного смертного существования. И знаешь, Зрячий, мы живем куда легче вас...
- Обольщаешься, Бегун, или как тебя зовут в твоем мире. Просто мы чувствуем Ношу и ценим ее, а вы - нет.
- И поэтому нам легко?
- И поэтому вашим душам будет безмерно тяжко после бытия: двойную Ношу понесут они, вдвойне страдать станут.
- Ну-у, это меня не коснется, я ж Вечный, - беспечно засмеялся Чернов и поймал неодобрительный взгляд Хранителя.
Тот не понимал, о чем они со Зрячим говорят, но смех среди чумы - это для Хранителя было диким. К слову, а на каком языке Зрячий с ним объяснялся?.. Но вопрос повис, не потребовав ответа, потому что Чернова вдруг осенила счастливая и, главное, вовремя явившаяся мысль: у него же тоже имеется Сила - и немалая! Другое дело, что она пока не спешит проявить себя. Не считать же всерьез ее проявлением возможность без устали носиться день и ночь между четырьмя Вефилями в каком-то липовом - испытательном? - ПВ...
- Не гневи Сущего, Бегун... - Зрячий не глядел на Чернова, делал свою странную и пока бессмысленную работенку, но чувствовал Чернов, ох как чувствовал, что не нравится он святоше в коричневой рясе, что не скажет этот святоша Бегуну ничего, что дополнительно объяснило бы Священные Правила Действия Бегуна в Пути (аббревиатура - СПДБП, пардон за неуместную иронию...). Не станет он говорить то, что знает. Да, не исключено, не знает он ни хрена, кроме одного: Сущий велик и могуч, а все Его поступки верны и неосуждаемы. Так что плюхнись ниц, смертный или Вечный, и жди наказания с трепетом и благодарностью...
И этому кексу горелому дана какая-никакая, а все ж Сила! Правда, так он сам утверждает...
Чернов почувствовал, как поднимается в нем что-то темное, мрачное, жестокое и нерассуждающее, но требующее какого-то немедленного выхода... Во что? В добрый и увесистый тумак коричневорясому святоше?.. Нет, нет, это слишком просто... А тогда во что?..
И вдруг он, не понимая даже, что делает, резко отодвинул, все-таки отбросил даже Зрячего от лежащих в грязи у ограды людей, шагнул к ближайшему. Это была молодая женщина, худая, грязная, почему-то с открытыми глазами, но мертво глядящими в свинцовое небо.
Чернов наклонился к ней, всмотрелся в глаза, почему-то - сам не понял почему - дунул в них, сказал тихо:
- Встань...
И увидел, как дрогнули веки, как вернулись из ниоткуда, именно из небытия, зрачки, и она осмысленно, явно видя Бегуна, посмотрела на него. Шепнула что-то: губы зашевелились.
- Что ты сказала? - автоматически переспросил Чернов.
- Бегун... - тихо, но внятно произнесла женщина. Помолчала. Добавила: Почему я лежу?
- Я же приказал: встань. Некогда лежать. Работы невпроворот. Доделаем и в Путь.
И женщина легко села - сначала, а потом так же легко вскочила на ноги, будто и не умирала только что. Да что там не умирала - не умерла уже!
И как волна прошла по тем, кто стоял на улице, - шуршащая волна изумления.
А сзади Хранитель произнес - как выдохнул с облегчением:
- Наконец-то!.. Вот и пригодилась тебе Сила, Бегун.
- Сила? - переспросил Зрячий. - У тебя - тоже?
- У меня-то она есть, - весело сказал Чернов, - а твоя что-то не действует. Отдохни, Зрячий. Ты все сказал и сделал, что смог. А большего, извини, Ноша тебе не позволяет. Давит, да?.. Ну, ничего, после смерти померяемся Ношами. Если умрем... - И, не желая слышать ответа - каким бы он ни был! - легко помчался по улицам, разбрызгивая грязную воду, наклонялся над каждым умершим или умирающим, над каждым, кого решил наказать Сущий - в назидание, видимо, ему, Бегуну. Чтоб, значит, Путь малиной не казался. Бежал и приказывал каждому, просто приказывал: - Встань и работай. Некогда лодыря гонять...
И вставали люди. И не помнили, что умерли. И орали от счастья и восторга живые. И дождь припустил сильнее, словно Сущий от бессильной злости решил разом залить вефильцев, коли Бегун не дал умертвить их страшной пестиленцией. И только билась где-то в подкорке поганая мыслишка: не твоя это сила, Бегун, и не твой выбор. Идет игра, и Большой Шулер вновь позволил тебе вытащить десятку к тузу. Услышал вопрос позади:
- Как ты это делаешь, Бегун?
Обернулся на ходу: Зрячий. Поспешает за ним, не отстает, явно несет на себе нелегкий довесок к Ноше - зависть.
- Просто, Зрячий. Твоя Сила - от Сущего, моя - от людей. И ту и другую, правда, нам позволил иметь Сущий. Но, видимо, моя сильнее оказалась, поскольку умножена она многократно. И знаешь что еще?
- Что, Бегун?
- Я, в отличие от тебя, никакой Ноши не ощущаю. Мне легче, чем тебе. А Сила - она ж любит тех, кто легко живет. Кто сам по себе сильный. Кто родился таким. Знаешь слова: "Лишь тогда Бегун сможет преодолеть Путь, когда научится не замечать его тягот..."
И Зрячий вдруг прервал Чернова и легко продолжил цитату:
- "...и пойдет по нему так, будто он прям и ровен, и люди, ведомые Бегуном, поверят своему ведущему и станут видеть лишь Цель впереди, лишь Свет этой Цели, который ничто и никто для них не затмят". Я подозревал, что рано или поздно ты вспомнишь слова Книги, хотя она сама утверждает иное: нет у Бегуна памяти Путей. Мне что-то нашептывало это...
Чернов-то знал, что ничего он не вспоминал: что подсказал Суфлер, то он и произнес. Но спорить не стал. У Бегуна нет памяти? Да навалом ее у него! Он весь - одна сплошная память, и спорить о том более нечего.