Выбрать главу

Хотя "понять" - слишком мощный термин. Из того, что Чернову показывали на Пути, всерьез понять что-либо не мог бы никто из смертных, говорилось уже. Вот разве что присмотреться - как в шелку...

Метров двести прошел - ни грана не изменилось в пейзаже. Жесткое газонное покрытие плоской суши, тихое течение реки, коричный туман, глухо закрывающий перспективу. Пожалуй, ничего иного он не увидит, если будет тупо следовать кромке берега, пожалуй, стоит - пусть даже на ощупь! - углубиться в туман и хотя бы наткнуться на что-то или на кого-то. В конце-то концов, не может Сущий создать еще один вариант пространства-головоломки, это уж совсем не по-божески получится - в буквальном и переносном смыслах! Очень хотелось думать, что все окружающее - лишь природные особенности места, что Вефиль окопался где-то неподалеку, что еще где-то есть другие населенные пункты, в которых живут нормальные люди. Нормальные хотя бы тем, что неагрессивны.

Идти в тумане было практически невозможно, это Чернов понял почти сразу, когда споткнулся обо что-то, чего, по логике, не могло обнаружиться на означенном "футбольном поле". Но обнаружилось, и Чернов рухнул мордой вперед, но, увы, не в теплую реку, как мечталось, а в жесткую и колючую траву. Потерял сознание - показалось, что на миг всего, но когда очнулся, увидел: туман рассеялся, расплылся, не ушел совсем, а как-то присел, прижался к земле. Может, эти туманные трансформации и заняли-то всего миг, но здравый Чернов счел именно здравым признать, что провалялся он мордой в траве никак не менее часа. А то и поболе. Однако чувствовал себя отдохнувшим, будто не в отключке находился, а в тихом сне без сновидений. Чернов уселся на жесткую траву, огляделся в поисках вдруг да вынырнувших из туманной массы новых ориентиров - деревьев, зданий или иных рукотворных и нерукотворных вершин. Но никаких вершин не углядел. Зато с умилением увидел, как шел к нему по колено в тумане некто в белом свободном одеянии (типа туника), с посохом в правой руке, седоволосый, седобородый, то ли библейский патриарх, то ли былинный богатырь. Умиление Чернова вполне объяснимо: картинка прямо из детства, не хватало только запаха молока и меда, запах корицы пришел явно из других детских книжек.

Все-таки умиленный Чернов легко поднялся, зашагал навстречу старцу, заранее улыбаясь и надеясь на ответную улыбку. Но по мере сближения двух представителей двух миров обнаружилось, что лицо старца было не просто мрачным и пасмурным, но даже угрожающим. Улыбка сползла с губ Чернова: в чем он, любопытно, провинился перед хозяином тумана? А хозяин, остановившись и опершись на посох обеими руками, сказал раскатисто и молодо, причем - по-русски, да еще напирая на "о":

- Долго заставляешь ждать, Бегун.

Выходит, все-таки - былинный богатырь. Но старый. На покое. И все ж - при деле.

Театр остановить невозможно!

- Мои поступки не в моей воле, - вежливо ответствовал Чернов, не преминул поклониться старцу в пояс, пополоскать ручкой у травы-муравы, добавил, выпрямившись: - Исполать тебе, добрый человек...

Добрый человек неожиданно неуклюже, но искренне улыбнулся сыгранной Черновым рольке и продолжил:

- Ошибаешься, Бегун. Воля Сущего - в том, что Он каждому дает право поступать по своей воле.

И тональность иная, и даже тембр голоса поменялся. Плюс - уже никакой не русский, а чеканная латынь. Причем именно чеканная, простая; как удар молота о наковальню, как ее учат в современных Чернову вузах, а не та, что потеряна в бездне времен вместе с Римской империей - латынь, услышанная Черновым в мире, поделенном на римлян и скандинавов. Одну лишь странность отметил лингвист: дважды употребив слово "воля", седой латинист сделал это по-разному. В первый раз - "numen", во второй - "sponte". Кичился знаниями? Латынь-то, судя по используемому варианту ее, явно - не его разговорный язык...

И тогда Чернов нагло перешел на древнееврейский:

- Сказано в Книге: "Но когда закончится терпение Мое и не смогу Я больше видеть, как человек смертный вершит ошибку за ошибкой и преумножает сущности, вмешаюсь Я, и с тех пор Моя воля станет его волей, и пусть он, когда поймет свершившееся, то вознесет славу Мне, что так стало". - Он уже легко и просто воспринимал возникающие в голове подсказки, словно Книгу эту знал наизусть. Как Хранитель. А сейчас еще и самолюбию лестно стало: Главный Суфлер-то ему, Бегуну, подсказывает. Значит, не безразлично Ему, как он в споре выглядит... Так что давай вместе вознесем славу Сущему, что он позволил мне попасть в этот благословенный мир тумана и встретить тебя, уважаемый человек.

Чернову нравилось ивритское словообразование: "бен-адам" - человек, сын Адама. Знает ли старец, кто такой Адам, или стоило употребить синоним понятия слово "иш"?

Не стоило. Старец понял.

- Пустой спор, - строго сказал он. - А если ты несешь слово Сущего, то неси его до конца, а не обрывай там, где хочется. Сказано дальше: "Но никогда не закончится терпение Мое, пока я не обронил веру в то, что станет человек смертный мудрым и дальновидным" - Последнее прозвучало буквально, как "умеющий видеть далеко". Не исключено, Патриарх Литературы имел в виду не простую житейскую дальновидность, а некое волшебное умение смотреть куда-нибудь за горизонт. Горизонт пространственный, горизонт временной - кто из смертных разберет, какой именно... - У меня нет оснований полагать, Бегун, - завершил мысль старец, и все это - на хорошем древнееврейском, - что Сущий обронил веру...

Вот и порадовался зря, огорчился Чернов, подставил тебя Сущий, не до конца подсказку довел, а ты и сел в лужу.

- Пустой спор, - поспешил согласиться со старцем Чернов. Не утерпел все же - перешел на шекспировский английский: - Не стоит терять время на демагогию. Лучше назови свое имя. А то меня ты знаешь, а я тебя нет. Разве это правильно?

Старец легко засмеялся, прикрывая по-стариковски ладонью рот, будто зубы там давно не ночевали.

- Ну, допустим, я - Зрячий... - Английский его был безупречен. - Ну, допустим, ты в Пути так ослаб умом, что решил наивно, будто тебе может встретиться еще кто-то, кроме Зрячего. Допустим, допустим. Хотя очень жаль разочаровываться в таком славном джентльмене, у которого в надзвездных сферах столь высокая репутация. Была до сих пор... - Не удержался, добавил: - Сэр...