Первая потеря. Почти незнакомый, ничего для меня не сделавший, никак себя не проявивший… мальчик, несчастный мальчик, которому я обещала защиту и безопасность, которому хотела дать приют в своем мире, с которым собиралась поделиться силой. Какая-то глупость - заговоренная стрела, охота на заблудившихся богов, бесшумные невидимые стрелки в кустах, эльфы, что ли? И вдруг я понимаю, что мы уже довольно давно летим по кругу. То есть нет – описываем восьмерки в пределах круга, точно маятник Фуко* (Маятник, используемый для экспериментальной демонстрации суточного вращения земли – прим. авт.).
Нудд не зря так мечется. Нас поймали. Обложили со всех сторон, накрыли сетью, щитом, куполом силы – да хоть сачком, будто ночных бабочек. Чего ради теперь мельтешить, искать в сачке прореху – мы же за этим самым сюда и добирались. За нашим истинным врагом. По лунному Бильрёсту* (Также Биврест («трясущаяся дорога») - в скандинавской мифологии мост-радуга, соединяющий землю и небо – прим. авт.), уходившему из-под ног, сшивавшему серебряными стежками долину норн и лес, где нас ждала засада.
Что же получается, сестрицы норны специально нас сюда привели? Они, получается, ЗНАЛИ про охоту на богов?
- Нудд, перестань метаться! – твержу я. – Нудд, мы должны дать себя схватить! Иначе мы так и не узнаем, чьи это люди!
- Если это люди!
- Ну, пусть не люди. Хозяин их – не человек, стопроцентно. И все-таки я хочу с ним встретиться!
- С выколотыми глазами?
- Да хоть с вырезанным языком. Перестань меня защищать. Мое здешнее тело не имеет значения. Я не пострадаю. У меня даже нервного тика не останется, потому что я – не здесь.
Нудд замедляет движение. Действительно, мучения, причиненные тебе подсознанием – для человека привычная, неизбежная, ерундовая боль. А вот информация о том, ЧТО тебя язвит и гложет – величайшая драгоценность. Ради нее всегда приходится касаться больных мест, снова и снова. Уж я-то знаю. Уж я-то вытерплю.
В своем человекообразном обличье мы останавливаемся в воздухе над центром поляны и плавно опускаемся на пружинящие мхи. Из-под каждого дерева на нас смотрят жала стрел. Труп Бога Разочарования все еще лежит там, где его оставили: скрученное предсмертной судорогой тело на ковре из примятых трав - будто картина на темно-зеленом холсте.
- Кто из них Создатель – мужчина или женщина? – раздается командный голос.
- Видар не сказал.
- Придется взять обоих. Не калечить! Во время Последней Битвы Создатель должен быть как новенький! – и душный сачок падает нам на лица, стягивается вокруг, сжимает и спутывает нас с Нуддом.
Видар. Последняя Битва. Где-то я уже слышала это имя… Вспомнить, очень нужно вспомнить. В этом воспоминании – наше спасение. Нет! Спасение целого мира, изъеденного предательством.
* * *- Фрель, когда тебя бьют, надо не привыкать, а учиться драться! – рявкает Морк. Тот еще боец. Воин, но не боец. Он что, собирается наставлять этого трансвестита в искусствах единоборства, в которых смыслит не больше новорожденного осьминога?
- Я пытался. – Наш новый знакомый обреченно вздыхает. – Но у меня не получается. И потом… Если сопротивляться – убьют. Если лежать, как дохлый краб – поколотят, деньги отберут и уходят.
- А это смотря как сопротивляться! - упорствует Морк. Мачо. Мой неопытный, но амбициозный мачо.
- Ладно, о твоей несчастливой судьбе мы по дороге побеседуем, - прекращает дискуссию Мулиартех. – Ада, ты видишь Марка?
- Он очень изменился. Сидит где-то недалеко. На стене – свиная голова, вокруг столы и люди, много людей. Все смотрят на него.
- Свиная голова – это в «Кабаньем взбрыке»… - бормочет Фрель. – Только меня туда никогда не пускали, это шикарная обжираловка…
- Показывай дорогу, - велит Мулиартех. – Заодно и поужинаешь. С шиком.
Хорошо, что мы наткнулись на Фреля. Никакое чутье не вывело бы нас на короткую дорогу к центральной площади. А длинными дорогами мы бродили бы вечность. Переулки, кривоколенные, кривостенные, криводушные, впадали друг в друга и разбегались, точно в ужасе от нежелательной встречи. Мы пролезали через дыры в оградах, мяли чахлую поросль на чужих клумбах, ныряли в подворотни и скакали через мусорные кучи, словно стая диких лис в городских джунглях.
«Кабаний взбрык» раскрыл нам двери, как объятья. А дальше все было очень хреново.
Марка я узнала лишь по знакомому абрису души. Тело его превратилось в развалину. Седой, тощий, взлохмаченный, словно старый бездомный пес, он сидел, забившись в угол и что-то бубнил. А вокруг стыли в изумлении Гвиллион и несколько дородных привидений, выглядевших намного лучше постаревшего провидца. При нашем появлении они вскинулись, как встрепанные, и даже Мореход выглядел несколько смущенным.