– Не знаю. Вернется – расскажет.
Меня тоже беспокоили затянувшиеся переговоры. Да и папа заметно нервничал, курил уже третью сигарету, чего никогда не позволял себе в спокойном состоянии. Но вот наконец Саша выпрямился, кивнул водителям, ожидавшим его чуть поодаль, и пошел к нам.
– Можно ехать.
Он помог мне сесть, вернул Семену его пиджак и забрался в «Мерседес» на заднее сиденье, взял меня за руку:
– Замерзла?
– Не особенно.
– Ну? – повернулся с переднего сиденья отец, недовольно наблюдая за тем, как с другой стороны от меня усаживается Семен – слишком медленно, по папиным понятиям.
– Ерунда, – коротко бросил Саша, и я поняла, что он не хочет говорить при Семене.
– Хорошо, позже, – буркнул отец, отворачиваясь.
У ворот кладбища творилось настоящее вавилонское столпотворение – столько машин и людей я не видела уже давно. Создавалось впечатление, что проводить в последний путь Медею явилась, во-первых, вся грузинская диаспора, а во-вторых, и все, кого принято называть «представителями теневого бизнеса». Плюс к тому – сотрудники милиции и какие-то люди в штатском, явно не принадлежавшие ни к грузинам, ни к теневикам. Однако...
– Не выпускай ее из виду ни на минуту, – распорядился отец, искоса глянув на моего мужа, и первым вышел из машины.
Около него сразу оказался телохранитель, и они двинулись по направлению к воротам. Мы с Сашей тоже вышли, причем муж крепко взял меня за запястье и, повернувшись к водителю, бросил:
– Машины на парковку, к самому выезду. Никуда не отходить.
Мне очень нравилось наблюдать за тем, как муж раздает приказы отрывистыми фразами, как его лицо делается непроницаемым, как весь облик начинает излучать силу и уверенность. Меня это всегда покоряло. Я невольно сравнивала его с многочисленными знакомыми – бывшими однокурсниками, сотрудниками академии, где работала, да просто с молодыми – и не очень – людьми на улицах и понимала, что они не в состоянии выдержать сравнения. Он был Настоящим Мужчиной без оговорок. Надо же – я способна думать об этом даже на кладбище!
Могила Медеи располагалась на центральной аллее, и, судя по размерам предполагаемой оградки, Бесо собирался со временем захоронить здесь всю семью. Ужас какой-то...
Бесо в черном костюме стоял на коленях у большого гроба, а рядом с ним – три его дочери в черных платках. За ними толпились три зятя и семеро внуков. Отец находился уже возле Бесо, положив руку тому на плечо. Телохранитель Боря настороженно оглядывался по сторонам и то и дело подносил руку к уху, в котором торчал наушник мини-рации. Ираклий тоже был рядом, а в толпе я заметила еще несколько телохранителей Бесо. Ну, все правильно – мало ли.
Я чувствовала себя неуютно, глядя на бесчисленное количество венков и цветов, на огромную людскую толпу, медленно двигавшуюся мимо гроба. Кто-то подходил к Бесо, говорил какие-то сочувственные слова, смысл которых явно не доходил до него. Появился дядя Моня, встал за вторым плечом Бесо – так и выглядели теперь скульптурной группой, и я совсем не к месту вспомнила негласное прозвище, данное конкурентами их троице, – «Три толстяка», иногда менявшееся (разумеется, шепотом) на «Три поросенка».
Мы с Сашей тоже медленно двигались в толпе, он обнял меня за плечи, а второй рукой крепко держал мою руку. Сзади нас подпирали Никита и Володя, и я физически ощущала, как сильно это раздражает моего мужа, привыкшего надеяться только на собственные ощущения, реакцию и умения. Но – папа так распорядился, и даже Акела не посмел возражать.
Восковое лицо Медеи в гробу поразило меня. Всего несколько дней назад она была живая, говорливая и, как обычно, хлопотала в огромном доме – и вот ее больше нет. И еще одно обстоятельство привлекло мое внимание – в толпе родственников я не увидела Резо. Хотя, может, просто не узнала – или не заметила.
– Все, малыш, едем домой, – шепнул мне на ухо Саша, крепко прижимая к себе.
Начал накрапывать дождь, и я уже в который раз пожалела, что не прихватила плащ. Пиджак мужа доходил мне до колен, я чувствовала себя совершеннейшей клоунессой, но так хотя бы не было холодно. Мы дошли до большой парковки и стали пробираться между автомобилей к своим машинам, как вдруг что-то оглушительно рвануло, взвыли сигнализации, а я почувствовала, что падаю прямо в лужу между двух машин, а сверху на меня наваливается муж, закрывая руками мою голову. Я оказалась лицом прямо в жидкой грязи, с трудом смогла повернуть голову набок, чтобы не захлебнуться. Глаза залепило, во рту – противный привкус грязной воды, платье моментально пропиталось влагой. Кругом – крики и вой сирен. Но муж, лежащий сверху, прошептал мне в ухо:
– Спокойно, Алька, мы целы, все в порядке, – и я успокоилась немного.
Наконец Саша встал и помог подняться мне. Саднило разбитое колено, грязь струилась по лицу, я отплевывалась, мечтая скорее оказаться в машине и хотя бы относительно привести себя в порядок. Но именно на месте парковки нашего «Мерседеса» бушевал пожар...
Я схватила Сашу за руку:
– Сашка! Это ведь... это же...
– Успокойся, я все прекрасно вижу, – поцедил он сквозь зубы.
К нам бежал оставшийся у машин Андрей, весь в копоти и в порванном костюме.
– Что произошло? – спросил Саша, останавливаясь и притормаживая меня.
– Да хрен его... – сплюнул Андрей, вытирая кровь с разрезанного осколком лба. – Витек в «мерин» сел, только дверкой хлопнул – как дало! Я успел под джип нырнуть, и то вон лоб зацепило.
– Отлучались от машин? – спокойно продолжал Акела, но я по напрягшимся мышцам кисти поняла, чего стоит ему это спокойствие – потому что ответ очевиден, и Сашка его знает, и теперь с трудом сдерживает себя, чтобы не ударить Андрея.
Андрей опустил голову:
– До ларька за куревом, но это ж рядом, прямо за оградой! Витек сбегал, а я здесь был, правда, на пару минут в багажник нырнул, там запаска каталась, хотел поправить.
Даже мне было понятно, что пары минут вполне достаточно, чтобы сунуть под днище «мерина» магнитную мину, например, или еще что. Как раз той пары минут, что Витек был у ларька, а Андрей перекрыл себе обзор открытой дверкой багажника.
Я застучала зубами от холода и волнения, мне бы сейчас в теплый салон, но, судя по влетевшему на парковку милицейскому «уазику», это удастся не скоро. Сашка, быстро прикинув расклад, процедил:
– Секунду потерпи, я джип осмотрю, туда сядешь. Сейчас движок запущу, включу печку. Мы тут надолго.
В джипе было ощутимо теплее, я скинула туфли и забралась на сиденье. В окно было видно, как Саша разговаривает по мобильному, как возле догорающего «Мерседеса» суетятся подъехавшие милиционеры, как из ворот кладбища начался отток людей. Вон и отец с Борисом, и Борька еле успевает за почти бегущим к джипу папой. Он рывком открыл дверку, увидел меня и вдруг резко наклонился вниз, держась руками за спинки сидений. Я испугалась:
– Папа, папа, что с тобой?! – но он уже поднял голову и натянуто улыбнулся:
– Все в порядке, Санька. Труханул, что ты успела до машины дойти...
– Нет, нас взрывной волной накрыло метрах в десяти, Сашка вовремя успел – видишь, я вся в грязи, где шли, там и упали.
– Ничего-ничего, все отстирается. – Папа забрался в салон и прижал меня к себе, не замечая, как мое грязное платье пачкает его белоснежную рубаху.
Я удовлетворенно услышала, что его сердце бьется почти в нормальном ритме. Значит, можно не опасаться приступа.
– Папа, ты как думаешь – теперь-то кто? – осторожно спросила я, глядя в лицо отца снизу вверх.
Он только вздохнул, но не ответил. Меня чуть потряхивало от холода, и я крепче прижалась к отцу.
– Может, выпьешь немного, Сашка? Трясешься ведь вся, простынешь еще, – предложил он, растирая руками мои плечи, и я замотала головой:
– Вы сговорились, что ли? То Семка приставал, теперь ты.
– А вот, кстати, где этот шлемазл?
– Не знаю... он же с тобой был – нет?