— Думаю, нам надо пойти, — полагает дон Бартоломе Ройсалес. — Я готов запродать ему свою душу, чтобы он только не трогал мои денежки.
— Кроме того, — говорит Банкаррентос, — у нас нет иного выхода. Я просто боюсь отказаться от приглашения Толстяка.
В общем, получилось так, что совет был созван лишь для того, чтобы договориться, как им одеться к званому обеду.
— Я отправлюсь в белом костюме и в панаме, — сообщает дон Карлосик.
Когда в «роллсе» Ройсалесов все трое приезжают в Каскоту, маршал — в сапогах и в крестьянской блузе — встречает их на галерее своего дома в мавританском стиле, сердечно приветствует, показывает клетки с бойцовыми петухами и, по возвращении в дом, представляет их своей жене Грегорите, даме с черными усами и стеклянным глазом, никогда не показывающейся на публике, а также своим дочерям Руфине и Тадифе, которые очень милы, ибо открывают рот только тогда, когда их смешит какая-нибудь глупая шутка.
После представлений женщины удаляются, мужчины пьют аперитив на галерее с видом на парк (который охраняется от посторонних батальоном президентской гвардии) — тела расслабляются, души распахиваются. Они вчетвером, лишь вчетвером, едят заливного поросенка, а на десерт Бестиунхитран открывает огонь ил и, лучше сказать, выкладывает карты на стол.
— Хочу заверить вас, что я первый сожалею о смерти умеренных, — говорит Бестиунхитран.
— Мы — вторые, — говорит Банкаррентос, не противореча маршалу и не роняя собственного достоинства.
В общем, все ясно: Благодилья, Пиетон и сеньор Де-ла-Неплохес вынудили маршала их расстрелять, а он, сделав это, только выполнил долг перед государством: сохранил внутренний мир и спас страну от анархии.
— Кроме ощутимой утраты, которую мы понесли, распрощавшись с этим и людьми, — говорит Бестиунхитран, — без них осиротел и парламент. Умеренная партия ныне не имеет представительства.
Собеседники соглашаются и признаются, что это обстоятельство их более всего тревожит.
— Палата представителей не сбалансирована, — говорит Бестиунхитран. — Чьи-либо слишком пылкие выступления непредвиденным образом могут повлечь за собой принятие законов, противоречащих интересам какой-нибудь социальной группы или класса.
Все с ним соглашаются, не совсем понимая, куда он клонит.
— Следует нормализовать положение, — продолжает маршал (у остальных спирает дыхание в груди), — и мне думается, самое целесообразное решение состоит в том, чтобы я лично назвал бы вместо выбывших… имена трех новых парламентариев…
Тишина. Бестиунхитран продолжает:
— …которые, конечно, могли бы рассчитывать на поддержку Умеренной партии и пользовались бы ее доверием.
Молчаливое одобрение.
— А вы наметили кандидатуры, сеньор президент? — осторожно спрашивает Банкаррентос.
— Да, сеньор Банкаррентос, — говорит Бестиунхитран, — я наметил. Это — вы трое.
Все трое избранных облегченно вздыхают, переглядываются, кивают в знак согласия.
— Думаю, что ваш выбор вполне разумен, — заключает Банкаррентос.
Все довольны, Бестиунхитран развивает свои планы:
— Когда вы попадете в парламент и снова установится равновесие, у вас будет возможность сделать много полезных дел, в том числе следующее: предложить проект закона, который гарантировал бы права собственности всех пончиканских граждан, независимо от их рода или происхождения.
Рты открываются. Идея слишком заманчива, чтобы ей поверить без оговорки. Дон Бартоломе находит слабое место:
— Но ведь нас только трое. Против проекта будут голосовать семеро.
Бестиунхитрана забавляет наивность вопроса, он говорит без обиняков:
— Если я подаю вам идею, сеньор Ройсалес, значит, уверен в ее осуществимости. Я позабочусь, чтобы депутаты от Прогрессивной партии проголосовали за Закон об утверждении в правах собственности, как будет называться свод этих правил, которые я в общем уже обдумал.
Едва сдерживаемое ликование. Гости смотрят друг на друга, обалдев от радости от вести о неминуемой кончине Закона об экспроприации.
— Полагаете ли вы, что мы можем трудиться в добром согласии? — спрашивает Бестиунхитран.
В ответ раздается троекратное «Да, сеньор». Бестиунхитран продолжает:
— Отлично. Как только будет ратифицирован Закон об утверждении в правах собственности, вы должны оказать мне одну любезность. Готовы ли вы оказать мне любезность?
— Какую угодно, с великим удовольствием! — говорит дон Карлосик.
— Все, что в наших силах, — уточняет Банкаррентос.
— …и никому не повредит, — добавляет Ройсалес, думая о своих капиталах.
Бестиунхитран их утешает:
— Только в пределах ваших возможностей, никому не во вред.
И убивает наповал:
— Все очень просто. Вы предложите сделать должность президента пожизненной.
Гробовое молчание. Ошеломленность. Настороженность. Растерянность. Бестиунхитран излагает свои соображения:
— Стране необходим прогресс. Чтобы достичь прогресса, нужна стабильность. Стабильность у нас будет, если ваша собственность и мое президентство станут неколебимы. Все вместе, все довольны и — вперед, к победе.
— Я полностью с вами согласен, сеньор президент, — говорит дон Карлосик.
— Очень рад, сеньор Беррихабаль, — говорит Бестиунхитран и предупреждает других: — Без пожизненного президентства жизнь будет намного сложнее. Закон об утверждении в правах собственности, например, едва ли получит всеобщее одобрение в парламенте.
Банкаррентос и дон Бартоломе Ройсалес, повесив нос, принимают предложение Бестиунхитрана и поднимают тост за новый альянс.
— Во-вторых, было бы целесообразно, — говорит Бестиунхитран, облизывая губы после коньяка, — чтобы Умеренная партия, у которой нет своего кандидата в президенты, выдвинула бы меня.
Снова слышно, как муха жужжит. Бестиунхитран поясняет:
— Так мы сразу убьем двух кроликов. Умеренная партия сможет со всем народом отпраздновать мою победу, а мы можем не опасаться, хотя бы и в далеком будущем, что пожизненным президентом станет какой-нибудь безвестный проходимец.
— Я полностью с вами согласен, сеньор президент, — снова говорит дон Карлосик.
— Очень рад, сеньор Беррихабаль, — снова говорит Бестиунхитран. — А вы? — спрашивает он остальных.
— Мы — умеренные, сеньор маршал, — пускается в объяснения Банкаррентос, — но мы — не вся партия.
— Вы ее именитые члены, — говорит Бестиунхитран. — Я уверен, что вы можете достойно представить меня остальным, предложить в качестве кандидата и рассказать своим собратьям о тех выгодах, которые им сулит такой поворот дела. С другой стороны — и думаю, это главное, — если я не стану вашим кандидатом, толковать нам больше не о чем.
Дон Карлосик встает и говорит:
— Сеньор президент, рассчитывайте на меня. Я устрою в вашу честь празднество в моем доме, я представлю вас всем членам казино, и вы, таким образом, получите возможность поговорить с ними, узнать их чаяния, услышать их претензии. Я уверен, что мои друзья, здесь присутствующие, помогут нам, вам и мне в трудном деле по переубеждению моих сотоварищей.
Все согласны, еще один тост, конец обеда.
На обратном пути Банкаррентос спрашивает дона Карлосика:
— А как же твоя жена, которая величает Толстяка убийцей, примет его в собственном доме?
Дон Карлосик, думающий о том же самом, не отвечает. И вытирает платком потный лоб.
Глава XVI. Надо убедить Ангелу
— Сначала падре Ирастрельяс объявит программу, — говорит Ангела в своем будуаре Пепите Химерес. — Затем ты прочитаешь стихи, а после тебя Убивон произнесет речь, уже подготовленную и очень интересную. Потом будет антракт, а второе отделение начнется с «Оды Демократии», которую ты должна прочитать с выражением, ибо это одно из самых волнующих произведений Касимиро Пиетона и последнее из написанных. Вечер закончится живой картиной, в которой выступит Кончита вместе с девочками из балетной школы; я надеюсь, это будет прекрасный финал. На Густаво рассчитывать нечего. Он наотрез отказался участвовать. Струсил. А жаль, у него великолепный голос… Что это с тобой?