— Меня обучали здесь, в Пуэрто-Алегре. Сеньор Дилетанос, директор оркестра, где я работаю.
Куснирас, которого интересует не ответ, а реакция вопрошаемого, изображает на лице удивление:
— Что вы говорите? Великолепно! Я бы подумал, что вы учились за границей.
— Нет, сеньор, я никогда не выезжал из Пончики.
Видя, что собеседник успокоился, Куснирас кладет ему руку на плечо и говорит:
— Пойдемте, нам надо поговорить.
Они идут по проходу. Простофейра — совсем растаяв от такого свойского обхождения, Куснирас — глядя себе под ноги, словно призадумавшись, с чего начинать беседу.
— Какого вы мнения о нашей политической обстановке?
Простофейра смотрит на него большими глазами:
— Никакого, сеньор Инженер.
Куснирас останавливается и глядит на него в упор. Простофейра ощущает некоторое беспокойство.
— А что вы имеете в виду? — спрашивает он.
— Я имею в виду расстрелы. Что вы о них думаете?
Простофейра с минуту молчит, потом отвечает:
— Вот. Ага. Один сведущий человек мне сказал, что эти расстрелы — на пользу дела. Что политическая атмосфера станет почище прежней. Так люди говорят, а лично я ничего не имел против дона Касимиро Пиетона, который ко мне очень хорошо относился. Нет, не очень хорошо, но в общем и не плохо.
Куснирас задерживает на нем взгляд, потом улыбается и говорит:
— Мнение, заслуживающее внимания. Всего доброго.
Он оставляет Простофейру в полной растерянности и направляется к своему месту в зале. Усаживаясь рядом с Ангелой, говорит:
— Этот человек — круглый идиот.
— То же самое говорит мой сын, — отвечает равнодушно Ангела.
Глава XVIII. Ужин заговорщиков
Поздним вечером в зале старого дома семейства Куснирасов, где диваны стоят в чехлах и статуи под покрывалами, собирается узкий круг приглашенных. Убивон скребет свою лохматую голову, Пако Придурэхо — молодой денди — чувствует себя как дома у своего старого друга; Эскотинес застыл изваянием на краю стула, обитого скользкой парчой; Банкаррентос пригубливает аперитив. Куснирас, в элегантном вечернем костюме, оперевшись рукой на черепаховый столик в центре зала, начинаете предупреждения:
— Мы собрались не для развлечений. Разговор пойдет об очень серьезных вещах. Позже нам доставят ужин из отеля «Инглатерра».
Гости смотрят на него, в их взглядах просыпается интерес.
Слышен стук дверного молотка.
— Это Ангела, — говорит Куснирас и выходит из зала.
Он сбегает вниз по лестнице и вдруг в изумлении останавливается, увидев в вестибюле двух женщин: Ангелу и Пепиту Химерес.
Обе они поднимаются вверх по ступеням, и посредине лестницы происходит встреча с хозяином дома.
— Пепе, — говорит Пепита, вплотную подступив к нему, — благодарю тебя за то, что ты пригласил меня на свой вечер.
Куснирас пожимает ей руку с натянутой улыбкой и деланной любезностью, а когда она продолжает свой путь по лестнице, зло шепчет Ангеле:
— Зачем ты ее притащила?
— У меня не было иного выхода, — отвечает Ангела, тоже шепотом, — она встретила на улице Убивона, и он ей сказал, что у тебя званый ужин. Она примчалась ко мне вся в слезах.
— Я говорил тебе, что кто-нибудь да проболтается! — замечает Куснирас.
После этого диалога они оба, исказив губы улыбкой, тоже поднимаются вверх, где их ждет Пепита Химерес, которая меланхолично осматривается вокруг и с наслаждением вдыхает затхлый воздух старого дома.
— Все это навевает столько воспоминаний! — говорит она.
Куснирас ведет их к залу. У самого порога Пепита достает из сумочки свернутые в трубку бумажные листки и протягивает Куснирасу:
— Возьми. Эту поэму я написала, думая о тебе.
Изобразив на лице не просто улыбку, а улыбку благодарную, Куснирас кладет трубочку в карман и приглашает Пепиту вступить в зал, где собравшиеся стоя здороваются с Ангелой.
— И ты здесь, красавица! — говорит Убивон при виде Пепиты и раскрывает объятия.
Начало собрания обернулось для хозяина дома подлинной мукой. Куснирас должен был читать вслух сто двадцать пламенных строк, написанных Пепитой, и одновременно прикидывать — стоит ли следовать намеченному плану или нет. Ангела вывела его из нерешительности словами:
— А теперь скажи нам то, что ты должен был сказать.
И Куснирас, словно бросившись головой в омут, сообщил всем о цели собрания.
После ужина новоиспеченные заговорщики торжественно, будто только что прослушали проповедь, внимают последнему предупреждению Куснираса:
— Тот, кто не согласен с высказанными положениями, пусть уходит.
Банкаррентос, который с большим трудом усваивает и ужин, и начертанный план, был бы рад уйти восвояси, но его останавливает мысль, что, если результаты заговора окажутся благоприятными и маршала прикончат, его уход из-за стола в такой момент будет расценен как злонамеренный. В какой-то миг его подмывает рассказать всем присутствующим о недавней договоренности с Бестиунхитраном, но поскольку, как известно, идеалисты (а Куснирас и Ангела, понятно, идеалисты) не внемлют доводам разума, он решает промолчать.
Эскотинес, проклиная минуту, когда он принял приглашение на этот ужин, говорит, что согласен. Пако Придурэхо и Пепита Химерес, искренне воодушевленные открывающимися перспективами, тоже согласны.
Убивон заявляет:
— Мой дорогой спортсмен, не забывайте, что я — апатрид. Эта страна меня приютила, и я не хочу преступать ее законы.
— Ваши советы, доктор, — говорит Куснирас, — также могут быть чрезвычайно полезны.
— Если речь идет о советах, — говорит Убивон, — я остаюсь.
Напряжение спадает. Все благодушно смеются. Пако Придурэхо спрашивает:
— Прекрасно, все мы согласны, но что конкретно нам надо делать?
— Ангела сейчас сообщит, — говорит Куснирас.
Ангела сообщает: тринадцатого июля в ее доме состоится прием в честь Бестиунхитрана, и последний найдет там свою смерть. Приглашения разосланы.
— Тринадцатого июля? — спрашивает Эскотинес. — Остается мало времени.
— Чепуха! — говорит Убивон. — Если есть время для устройства бала, то можно успеть подготовить и злодеяние.
— Не произносите таких слов, доктор, — говорит Ангела. — Это будет великое благодеяние.
И смотрит на Куснираса, он с одобрением смотрит на нее. Банкаррентос думает: «Сволочи! Мой триумф может обернуться моей погибелью!»
Ангела, войдя в роль, продолжает начальственным тоном:
— Об одном я хочу вас просить заранее: никакого кровопролития.
— Согласен, — говорит Убивон, — я предлагаю белладонну.
— А во что мы ее положим? — спрашивает Пако Придурэхо.
— В коньяк, — говорит Банкаррентос, — он большой любитель выпить.
— К несчастью, — говорит Куснирас, — не он один. И кто-нибудь станет жертвой своей неосторожности.
— Ни в коем случае. Жизнь моих гостей ни секунды не должна быть в опасности, — твердо говорит Ангела.
— Ладно, — говорит Убивон, — придумаем что-нибудь получше.
— У меня есть идея, — говорит Пепита Химерес, и лицо ее багровеет.
Все смотрят на нее с интересом, кроме Куснираса, в глазах которого испуг.
— Я заимствовала ее из романа Мориса Бальзана, — говорит Пепита, педантично ссылаясь на Мориса Бальзана, словно на авторитетнейший источник. — Нужно взять шприц, наполнить его страшно ядовитым веществом и вколоть яд негодяю.
— А что же! — говорит Убивон. — Это, пожалуй, решение вопроса!
— И вы можете назвать хотя бы одно из веществ подобного рода? — с любопытством спрашивает Банкаррентос.
— Одно? Да хоть дюжину! — восклицает тот и перечисляет: экстракт филидоры лихорадящей, сублимат кислоты агонической, десятипроцентный раствор арандулы обморочной и самый легкодобываемый яд — кураре. Индейцы гуарупа до сих пор употребляют его, охотясь на кабанов.