Ангела в скромной, можно сказать, монашеской одежде сидит на террасе рядом с Куснирасом, пригубливает стоящую передней demi-tasse[9], промокает салфеткой губы и говорит:
— Убивон предлагает бросить вторую бомбу и тем продемонстрировать нашу солидарность с мучениками. Думаю, это нам не подходит. Я полагаю, что лучшей данью памяти нашим погибшим друзьям будет успешное завершение той попытки, которая стоила им жизни…
Куснирас ерзает на месте, досадливо поглядывает на визитершу, сующую нос не в свое дело, и говорит:
— Ангела, все это — моя забота. Обещаю тебе, что я свою миссию выполню.
Ангела смотрит ему в глаза и говорит, проникновенно и доверительно:
— Я абсолютно уверена в этом. Я пришла не упрекать тебя. Напротив. Я пришла просить тебя возглавить нас.
Куснирас недоуменно смотрит на нее:
— Возглавить «вас»? Кого же это?
Ангела опирается руками о стол и говорит с подкупающей пылкостью:
— Я не спала всю ночь и думала о том, что в последнее время происходило в Пончике. И поняла: ты — не единственный, кто думает, что пора покончить с Бестиунхитраном.
Куснирас вовсе не собирается возражать и словно бы впадает в задумчивость.
Ангела продолжает:
— Ты уже предпринял одну попытку, наши друзья предприняли вторую, но не кажется ли тебе, что будь ваша деятельность согласована, были бы достигнуты лучшие результаты?
Раздраженно махнув рукой, Куснирас говорит:
— Если бы наша деятельность была согласована, твои друзья не полезли бы во Дворец.
Ангела не улавливает истинного смысла фразы.
— Совершенно верно. Ты единственный человек на острове, обладающий умом, храбростью и решимостью, достаточными для того, чтобы выполнить задуманное.
Куснирас конфузливо отводит глаза.
— Но до сих пор я так ничего и не сделал, — говорит он.
Ангела бросается в атаку:
— Потому что затеи твои были плохо продуманы. Ты не вышел бы живым из Дворца, случись тебе быть там одному. Но то, что произошло, говорит о многом: Богу не было угодно, чтобы твое намерение осуществилось, но Провидение за нас, ибо ты остался жив. Настал момент объединить всех, кто готов пожертвовать собой за родину; создать группу, обучить людей, организовать и довести замысел до конца. Ты самый подходящий человек, чтобы взять на себя командование подобной группой.
— Нет, на меня не рассчитывай, — говорит Куснирас.
Ангела с возмущением смотрит на него:
— Почему?
Куснирас досадливо морщится, старается не встречаться с ней взглядом, медлит с ответом.
— Потому что группой действовать опасно. Люди могут проговориться, невольно выдать себя, натворить глупостей…
— Отбрось гордыню! Не будь эгоистом! Что нам делать, если ты потерпишь фиаско? Кто продолжит твое дело? Позволь нам быть рядом с тобой! Разреши помогать тебе и охранять тебя! Не откажи нам в частице своей славы!
Смущенный Куснирас недовольно и сухо ее прерывает:
— Ангела, прошу тебя…
Она разочарованно умолкает. Глаза ее наполняются слезами, губы дрожат, грудь взволнованно вздымается. Ее страстность смешна, но впечатляюща. Куснирас не может скрыть растерянности, она это замечает, мигом хватает за руку беззащитного мужчину, забившегося в кресло, и заклинает:
— Ради Бога, веди нас, веди, веди!
Она крепко держит его руку всеми своими десятью пальцами. Куснирас, вконец оробев, чувствуя себя смешным в своей сеточке для волос, пытается освободить руку, положить конец этой сцене и говорит:
— Что же ты предлагаешь?
Она улыбается ему сквозь слезы, благодарно и торжествующе. Он предпринимает последнюю попытку, слабую и неудачную, выдернуть свою руку.
— Судьба поворачивается к нам лицом, — говорит Ангела, радостно и победно. — Бестиунхитран через месяц явится с визитом в мой дом.
Куснирас взглядывает на нее с интересом, на секунду забывая о своей попавшей в капкан руке.
Пепита Химерес — бледный вид, круги под глазами, гладко прилизанные волосы и ярко накрашенные вишневые губы — стоит посреди сцены в смело декольтированном одеянии и в длиннейших узконосых туфлях. Поводя голыми плечами, звякая браслетами, она декламирует трагическим голосом последние строки поэмы Пиетона:
— Бесподобный шедевр! — замечает Кончита Парнасано из третьего ряда и хлопает в ладоши.
Остальная публика тоже аплодирует.
Куснирас, сидящий рядом с Ангелой в центре партера, кривит рот и шепчет:
— Нет, эта ни к черту не годится.