Не говоря ни слова, она разбудила меня и вывела на крыльцо к отцу. Он стоял вместе с другими мужчинами у калитки. Побоялись войти во двор.
Я поискал глазами в толпе мужчин единственное лицо — своего мучителя. Но его там не было. Трус.
— Что с моим сыном? Зачем он здесь?
Старуха лишь погладила меня по голове и, склонившись к уху, прошептала:
— Если тебе понадобится помощь, ты всегда можешь найти ее в моем доме. Я смогла тебя спасти и, вероятно, смогу спасти еще.
Сказав это, она выпрямилась и, оглядев молчаливую толпу, обратилась к моему отцу:
— Твой ребенок попал в беду. Ему необходимо лечение, а также должный уход.
— Что с ним?
— У него травма горла.
Кто-то крикнул из толпы:
— Это ты его покалечила, ведьма?
Она даже не удостоила его своим взглядом. Медленно повела к отцу.
— Твой сын попал в беду, и я не знаю, что именно произошло. Но сделала все, чтобы ему помочь. Некоторое время ему нельзя говорить, иначе он потеряет голос и станет немым.
Она отпустила меня от себя, и я с большой неохотой подошел к толпе мужчин. В тот момент мне казалось, что все знают, что именно произошло с моим горлом.
Мне было стыдно и горько. Я не мог поднять головы, чтобы увидеть их глаза. Особенно глаза своего отца.
Мальчик был найден, а значит, поиски были окончены. Мужчины стали разворачиваться и уходить в сторону деревни. Мне даже показалось, что некоторые были разочарованы тем, что я был найден живым. Никаких сенсаций для местных жителей.
Мужчины ушли далеко вперед, а мы с моим отцом шли за ними следом. Перед тем как скрыться в лесу, я обернулся и посмотрел на женщину, которая спасла мне жизнь. Она стояла и смотрела на меня. Я видел ее печальную улыбку.
— Старая ведьма. Все называют ее Паучихой, — отец подтолкнул меня вперед, — не пялься на нее.
На прощание я махнул ей рукой, и мы скрылись в гуще деревьев. Едва это произошло, как отец схватил меня за шиворот и толкнул вперед.
— Я сказал тебе не пялиться!
Я чуть не упал на тропинку, но удержался. Отца бесил один только мой вид. Не удивлюсь, если в тайне ото всех он мечтал найти мой труп. Но я оказался живуч.
— Рассказывай, ублюдок, как ты осмелился бросить задание, которое я тебе поручил? Едва оставшись без присмотра, ты тут же бросился гулять со своими дебилами-дружками. Не удивлюсь, если это они тебя покалечили.
Я молчал, а он ждал ответа. От злости отец совсем позабыл, что я не могу говорить. Тогда я повернулся и показал руками на свое горло.
— Вот дерьмо!
Отца охватила досада. Он сплюнул на землю, затем толкнул меня вперед и начал рассуждать вслух:
— Вы вместе играли, и ты взбесил их своей дурацкой выходкой. Естественно, они разозлились и поколотили тебя. Однако, не рассчитав своих сил, повредили шею.
В тот момент я подумал, что это самое логичное из всех объяснений моей травме. Правда он путает шею с горлом. Ну да ладно. Я не стал спорить и, повернувшись, кивнул.
— Вот видишь, — услышал я в ответ, — твоего отца не проведешь. Я умный и далеко не дурак, в отличие от тебя.
Да уж! Ничего не скажешь. Я шел вперед, однако в какой-то момент отец меня обогнал. Мне пришлось почти бежать за ним, чтобы не потеряться вновь.
Я шел и смотрел на его широкую спину. Судьба бросала меня от одного мучителя к другому. Как насмешка надо мной в этой жизни их было двое. Как будто и одного было мало.
Один насиловал, другой избивал. Один это делал тайно, второй при свидетелях. Никакого просвета и спасенья. Никто не мог помочь.
Неужели я буду жить так всю оставшуюся жизнь? Неужели нет никакого выхода? Я должен был придумать, как мне избавиться от всего этого. Как начать другую жизнь. Но как? Тогда я этого не знал и был далек от решения.
Горло было повреждено. Я не мог произнести ни слова. Однако это было не самым худшим. Самым худшим было бы то, что больше я никогда не смог бы говорить. Травма была серьезной, по крайней мере, так бормотала колдунья, ухаживая за мной. Мне срочно требовался врач. Но отец не спешил меня ему показывать.
Да, я снова все еще жив. Что может быть хуже?
31 мая 1989 года
Я все еще не мог говорить. Молча выслушивал и кивал. Иногда писал ответ на листке бумаги. Чтобы каждый раз не бегать по дому и не искать, на чем написать, мать подарила маленький блокнот и карандаш. Я носил их с собой.
Тридцать первого мая я был один дома. Это было воскресенье. Вся семья уехала в город, за покупками. Взяли всех детей, кроме меня.