После этого все опять замолчали. Стало так тихо, что можно было услышать, как в углу под диваном скребла мышь. Она то старательно царапала по дереву, то, испугавшись издаваемого ею шума, замирала на несколько секунд: не выдала ли себя, и осторожно принималась за работу дальше.
Вторым не выдержал Виктор. Резко отодвинув стул, он вышел из-за стола. Подошел к бару, достал бутылку «Мартеля» и, на ходу свертывая пробку, вернулся обратно. Решив не тратить время на хождение за бокалом, наполнил коньяком стоявшую рядом чайную чашку, поднял ее… и только тогда вспомнил о гостях.
Поставил чашку на стол и вопросительно посмотрел на Коновалова.
Коновалов сказал: нет.
Виктор пожал плечами: нет так нет, и, словно не замечая того, что рядом с Коноваловым сижу я, перевел взгляд на Романова.
Спросил: не налить ли ему.
Словно не слыша вопроса, Романов опустил глаза.
– Значит, налить!
Полностью, до самых краев, Виктор наполнил его чашку, после чего встал и, расправив плечи, предложил помянуть Константина.
К тому, что меня постоянно унижали в доме Худобиных, я давно привык. Меня, бывало, не замечали в нем, пренебрегали моим мнением, игнорировали мои желания, но такого, чтобы обнести куском хлеба или рюмкой коньяка, еще не было… А я в первую минуту даже не понял, что произошло! Не отрывая глаз, я смотрел на то, как Романов, растягивая удовольствие, мелкими глотками опорожнял чашку, как Виктор, обливая подбородок, давился, но продолжал пить дальше, и удивлялся своему спокойствию. Тому, что сижу, как сидел, жую, как жевал, молчу, как молчал всю жизнь, вместо того чтобы вскочить со стула, сдернуть скатерть со стола и высказать все, что скопилось за эти годы у меня на душе… Ах, если бы кто только знал, как мне хотелось, чтобы в эту минуту Романов взял в руки бутылку, поднял ее над столом и обратился ко мне с предложением выпить с ними! И я бы ответил ему: «С удовольствием!» И поблагодарил бы его! И взял бы чашку – понюхал, достаточно ли у «Мартеля» вонючий запах, пожелал бы всем присутствующим приятного аппетита, а потом спокойно, не торопясь, выплеснул коньяк в ненавистную рожу хозяина!
– Не человек – глыба! – сказал я в ответ на предложение помянуть Константина. – Стопроцентный Худобин! Без изъяна!
– Да, это правда, – приняв мои слова за похвалу, согласилась бабушка. – Он был очень похож на своего отца.
Виктор покосился на меня, пытаясь понять: прикалываюсь ли я или говорю серьезно. Не найдя к чему придраться, кивнул.
– Согласен… Вот только не повезло ему в жизни. Родителей молодыми похоронил, и сам умер рано. Даже жениться, блин, не успел.
– Никого у него не было, – вздохнула бабушка.
Виктор тут же поправил ее:
– Никого, кроме нас!
В эту минуту в зал вошел Михаил. Стараясь говорить как можно медленнее и внятнее, потому что говорить как обычно он уже не мог – язык заплетался – спросил: согрелись ли мы и не надо ли прибавить еще тепла.
Бабушка поблагодарила его. Сказала: не надо.
– Ну, тогда к вам гость! – Михаил махнул рукой куда-то себе за спину и вышел.
Вместо него появился парень, примерно моего возраста. Высокий, худой, я бы даже сказал тощий, с заплетенной на затылке косичкой, золотой серьгой в ухе и шелковой косынкой, повязанной замысловатым узлом на шее, он выглядел так, как, по его мнению, должна выглядеть творческая личность. И, надо признать, ему это удалось. Причем настолько, что ни у кого из нас, глядя на это чучело, ручаюсь, даже мысль не мелькнула о том, что оно может оказаться каким-нибудь банальным инспектором госэнергонадзора.
Парень представился дизайнером фирмы «Интерьер-сервис». Выдержал паузу, во время которой, видимо, ждал приглашения войти, а мы ждали, чего он нам скажет дальше, и выказал желание увидеть господина Худобина.
– А ты кто такой? – Коновалов сделал вид, что не расслышал его слов. – А ну-ка предъяви документы!
Парень предъявил. Документы, судя по недовольному лицу капитана милиции, оказались в порядке.
– Так зачем, ты говоришь, приехал в Мыскино?
– У меня заказ!
– Какой заказ?
– На изготовление проекта реконструкции дома.
– Какого дома?
– Этого.
– Этого? – удивился Коновалов.
– Ну да! Поселок Мыскино, улица Сосновая, дом четыре… Может, я не туда попал? – забеспокоился дизайнер.
– Туда, туда! – Виктор встал с кресла. – Вы не ошиблись. Худобин – это я. Будем знакомы!
Не успел парень назвать свое имя, как Виктор, небрежно извинившись, попросил приехать его в следующий раз.
– Я понимаю, что вы проделали немалый путь, – добавил он сухим тоном, – но дело в том, что у нас случилось несчастье… Поэтому, надеюсь, вы не станете возражать против того, чтобы перенести нашу встречу на потом?
Парень встал. Он сказал, что у него есть задание, начальство, которое дало ему это задание, потом еще что-то… Не дослушав, Виктор демонстративно повернулся к нему спиной и, обращаясь к Анечке, попросил напомнить: где у них записаны телефоны других фирм, занимающихся дизайном. Парень тут же извинился за то, что его неправильно поняли.
Пообещав приехать в другое, удобное для всех время, он торопливо поблагодарил присутствующих за доставленное удовольствие от общения. Попрощался и быстро вышел.
– Странный тип! – бросил в сторону закрывшейся двери Коновалов. – Серьга, косичка, косынка, «Интерьер-сервис»… Терпеть не могу!
Романов возразил, сказав, что фирма «Интерьер-сервис» одна из наиболее крупных и уважаемых фирм в городе, а ее сотрудники, насколько ему известно, профессионалы высокого уровня. Потом внезапно вспомнил о том, что давно хотел сделать ремонт в своей квартире, да не знал как, и выбежал вслед за дизайнером.
– Ты хочешь перестроить дом? – обращаясь к Виктору, спросила бабушка.
– С чего ты взяла?
– Ну как же? Проект! Реконструкция!
– Да нет! – Виктор махнул рукой. – Это просто слова такие. А на самом деле, ничего серьезного.
Бабушка не поверила. Сказав, что дядя Толя вложил в этот дом не только миллионы денег, но и частичку своей души, она в категоричной форме потребовала сохранить в нем следы его пребывания.
– Вот умру – тогда и делай что хочешь. А пока…
А пока она жива, Виктору, значит, нельзя делать ремонт в доме, где в трещинах потолка, по-видимому, хранится память о ее родном брате, мои родители не имеют права трогать в переполненном шкафу вещи, принадлежавшие покойному дедушке, а я, соответственно, не могу пить, курить, водить подружек…
Кстати, пока не умерла бабушка, ночевать вне дома мне тоже категорически запрещено.
Романов вернулся через пять минут. Сел за стол, помахал ладонью возле лица и выдохнул:
– Жарко тут у вас!
У нас было действительно жарко. Радиаторы отопления, скрытые за тонкой шторой, раскалились до такой степени, что я чуть не ожег пальцы, нечаянно прикоснувшись к ним.
Увидев это, Виктор довольно улыбнулся.
– Это я велел Михаилу натопить! – похвастался он.
Нашел, чем гордиться, идиот! Хотел ему сказать, что в тридцать два года не уметь пользоваться газовым котлом теперь уже своего дома – первый признак умственной деградации, да передумал – не хотел накалять обстановку.
Предложил:
– Может, окно откроем?
Разгоряченный после выпитого коньяка Романов поддержал меня. А Анечка нет. Покосившись на кресло, в котором еще вчера сидел Рыльский, она высказала опасение, что в окно может кто-нибудь влезть.
– Кто? – рассмеялся Виктор. – Дядя Максим? Брось! Он уже давно грызет глотки где-нибудь километрах в ста отсюда!
– А вдруг он вернется?
– Не вернется! А если вернется – ему же хуже будет! Ты меня знаешь! Я ведь колья точил не для того, чтобы Михаил к ним саженцы подвязывал! Правда, – тут Виктор бросил на Романова уничижительный взгляд, – они недостаточно остры для серьезных дел, но ведь и грудь русского упыря небось тоже не железная! Я правильно говорю?