Сейчас они играют, или играли до того, как я появилась. У Кларенса в руках фрисби, и он беспокойно крутит ее в пальцах, пока ждет. Лео стоит спиной ко мне, но он знает, кто вышел. Каждый, кто может видеть меня, смотрит на меня, как на парию. Впервые за все эти дни я чувствую себя такой. Думаю, прежде всего, именно поэтому я так ненавижу его.
— Гермиона, — говорит Лео, медленно повернувшись. Он практически всегда зовет меня Винтерс. Между нами уже все кончено. Теперь это просто гонка к финалу.
— Я подумала, что нам следует расстаться, — произношу я. — Потому что тебе явно некомфортно в этих отношениях.
— По крайней мере, я уважал их, пока они продолжались, — отвечает он. Кларенс прищуривается, и хотя Тиг выглядит ошеломленно, никто не произносит ни слова. Это тот разговор, который бы желал подслушать любой сплетник.
— Если ты думаешь, что я собираюсь извиняться за то, что меня опоили и изнасиловали, то тебе следует подумать об этом еще раз, — говорю я. Я удивлена и впечатлена тем, что смогла контролировать свой голос.
— Ага, — говорит он, и нрав, который он по большей части сдерживал в лагере, слишком накаляется и вырывается наружу. — Потому что до этой минуты ты была чертовой святошей. Твое общение с соперниками, чтобы шпионить за ними, и твои улыбки на тренировках. Перед тем, как мы уехали из Палермо, ты практически сказала мне, что я для тебя не имею значения, но я не замечал этого, пока не стало слишком поздно.
Это секреты маленького городка, с которыми ты знаешь, что делать.
Есть миллионы вещей, которые я могу сказать ему. Могу умолять и просить его понять. Могу впасть в безудержный гнев. Могу распасться на миллион частичек. Каждый из этих вариантов по отдельности разумен, это то, что все поймут и, скорее всего, поддержат. Также, вероятно, я могу сбежать, перед этим нанеся ему значительные телесные повреждения, если выберу этот вариант.
— Лео, — говорю я, решив не выбирать ничего из вышеперечисленного и впадая в детство, и это не самый лучший момент в моей жизни, — ты задница.
Я возвращаюсь назад в кафетерий с высоко поднятой головой. Бренда меняет тему разговора, как только я сажусь, но моя еда безвкусная, а шепот вокруг меня только усиливается.
Глава 14
Я как бы игнорирую своих родителей. Если честно, они позволяют мне это. Они позволяют мне откладывать визит к психотерапевту. Они позволяют мне выбирать себе еду каждый вечер без единого комментария. Они позволяют мне пропадать в своей комнате и все время смотреть в потолок. Я знаю, что они разговаривают обо мне — они мои родители — и я совершенно уверена, что отец наблюдает за мной спящей, но, не считая этого, они ждут, пока я выкарабкаюсь. Я желаю, чтобы они опять стали моими родителями и приказали мне чем-нибудь заняться. Я не мою посуду, не стираю белье, не вытираю пыль с тех пор, как вернулась из Пэрри Саунд, и ничего. Я думаю, что сломала какую-то часть и в них.
В пятницу за ужином я решаю, что с меня хватит. Мои одноклассники могут притворяться, что ничего не случилось, и это мне на пользу. Но мне нужно, чтобы мои родители делали что-то еще. Хоть что-то. Они могут попытаться завернуть меня в вату, и тогда я взбунтуюсь. Они могут драться друг с другом, а я буду сидеть в слезах в углу. Мне все равно. Просто хоть что-нибудь.
— В школе все по-настоящему хорошо, — говорю я, перемешивая свой суп. — Я переживала, что буду среди отстающих, пропустив неделю, но я справляюсь. Мне нравятся мои занятия.
— Это хорошо, — говорит мой отец. Я скучаю по времени, когда он смеялся, разговаривая со мной, и задавал вопросы о команде черлидеров. Не каждый отец относится к черлидингу с тем уважением, которого тот заслуживает, но мой отец всегда относился ко мне как к атлету. До этого времени.
— Что, в конечном итоге, ты выбрала? — спрашивает мама.
— У меня все предметы, — говорю я ей. — История, химия, математика и физкультура в этом семестре, драматический кружок, английский и пара по географии после Рождества.
— Я думал, ты хотела взять две пары? — вступает в разговор папа.
— Я думала об этом, — признаюсь я. — Но единственный предмет, от которого я могу отказаться, это физкультура, а я не хочу этого делать.