Был уже первый час ночи. Ужин давно закончился, со стола убрали, музыканты, усладив слуг его сиятельства и домочадцев последними музыкальными новинками с континента, удалились, слуги разошлись спать.
— Я расстроен многим, но, уверяю тебя, страх смерти к этому не относится, — буркнул Эндрю, продолжая листать книгу семнадцатого века по алхимии — этот труд занимал его внимание в течение последних двух часов.
— Рад слышать. Ведь ты как-никак де Монфор. Нахмурившись, Эндрю что-то записал в блокнот, лежавший у него под рукой.
— Де Монфор, изуродованный донельзя.
— Глупости. Когда ты вновь обрел способность нормально дышать, ты изо дня в день часами занимался спортом, восстанавливая силы, так что с этим ты справился.
Верно. Во время пожара Эндрю повредил легкие, и, когда он немного пришел в себя, Люсьен установил ему жесткий режим, заставляя упражняться до седьмого пота и восстанавливать фехтовальные навыки. Он не давал ему покоя даже тогда, когда у Эндрю от слабости шпага вываливалась из рук. В Англии не было мужчины, равного Люсьену в фехтовании, а так как герцог являлся его партнером на тренировках, ни у одного, ни у другого не возникало ни малейшего сомнения в умении Эндрю.
— Если ты ждешь благодарности, то ты ее не получишь, — добавил молодой человек. — Во всяком случае, сегодня. Я сыт по горло тобой и твоими проклятыми махинациями. Почему бы тебе не пойти спать и не оставить меня одного?
— О, Эндрю, ты ранишь меня.
— Разве? Позволь мне сказать тебе кое-что. Я отказываюсь появляться на балах, приемах и прочил сборищах. Я ненормальный, и ты об этом знаешь. Я никогда не буду нормальным. Рано или поздно окружающие это поймут. Просто чудо, что не поняли до сих пор, что вчера на балу ни у кого не возникло никаких подозрений. Ты способен управлять всем, кроме погоды, но даже тебе будет не под силу защитить меня, если люди станут указывать на меня пальцем.
— Я уже достаточно потрудился, чтобы этого не произошло.
— Да, и все же я предпочел бы оставаться дома. В отличие от вас я ненавижу появляться в свете. И всегда ненавидел. Мне нечего делать среди этих болтливых пижонов и глупцов, с которыми можно обсуждать только политику, скандальные сплетни и моду.
— А что бы тебе хотелось обсуждать? Состав питьевой воды? Влияние нагрева на различные газы? Формулу, по которой можно определить, на каком расстоянии Земля находится от Солнца? Знаешь, Эндрю, твое сознание пребывает в других, более высоких сферах, чем наше, чем сознание большинства встреченных тобой людей.
— Полностью с тобою согласен. — Эндрю перевернул страницу. — И еще кое-что. Я предпочел бы завтра умереть от шпаги Сомерфилда, чем общаться с так называемыми докторами, которых ты без устали сюда таскаешь.
— Отлично. Я больше не приведу ни одного доктора.
Эндрю снова перевернул страницу, пытаясь сосредоточиться на вопросе, как из случайной смеси химических веществ получилось возбуждающее средство, которое едва не разрушило ему жизнь — а может, и разрушило.
Однако сосредоточиться ему не удавалось, потому что перед глазами стояла леди Челсиана Блейк. Она произвела на него неизгладимое впечатление. И тем, что заинтересовалась его работой, в то время как другие дамы, оказавшись в его лаборатории, просто умирали от скуки. И тем, что в своей страсти она была обольстительна и чрезвычайно женственна. И тем, как она отважно пыталась вновь обрести чувство собственного достоинства, которого лишилась, попав в ловушку, подстроенную Люсьеном. И тем, как она решительно боролась против навязываемого ей брака и защищала его самого, беря всю ответственность на себя, вместо того чтобы винить во всем его, что сделала бы на ее месте любая другая женщина.
— Послушай, Эндрю, — нарушил молчание герцог, — теперь, когда мы пришли к какому-то соглашению, давай заключим перемирие и будем относиться друг к другу как цивилизованные люди. Я, честно говоря, очень устал от наших стычек.
— Тогда тебе придется думать о последствиях, прежде чем играть чужими жизнями, как ты поступил с Челси и со мной.
— Играть? Дорогой братец, именно ты не понимаешь всей серьезности ситуации, а не я. Если бы ты вел себя как истинный джентльмен и сделал девушке предложение, завтра утром ты нежился бы в постели.
— Скорее я женюсь на ее собаке.
— Гм, верно. Не сомневаюсь, тот, кто женится на леди Челсиане, обязательно получит в приданое и ее собак, если, конечно, не поперхнется горошиной.
— Мне это не грозит, потому что я не намерен жениться на ней и терпеть не могу горох. — Эндрю закрыл книгу, налил себе изрядную порцию бренди и мрачно посмотрел на брата, сидевшего напротив. — Люсьен, не лезь в мою жизнь. Предупреждаю тебя.
— Дорогой мой, предупреждать следовало бы мне, и не кого-нибудь, а тебя.
— Ты подстроил свадьбу Гарет и Чарльза. Я не хочу, чтобы и со мной действовали теми же методами. Я ясно выразился?
Люсьен взмахнул рукой:
— Мой дорогой мальчик, Чарльзу и Гарету нужно было жениться. Что касается тебя, ты не раз повторял, что должен сделать вклад в науку, что тебе предстоит совершить важные открытия и что жена только помешает исполнению столь возвышенных задач.
Эндрю заскрежетал зубами. Люсьен лишь повторял то, что он сам говорил не раз, но почему-то в устах старшего брата те же самые слова звучали насмешливо. Его возмущение вспыхнуло с новой силой.
— Кроме того, — продолжил Люсьен, прежде чем Эндрю успел что-то возразить, — я не предлагал тебе поить девушку твоим зельем. И не предлагал насиловать ее. И тем более я не предлагал ее глупому брату вызывать тебя на дуэль. Прости, Эндрю, что обращаю твое внимание на очевидные вещи, но именно твои поступки привели к сложившейся ситуации, а не мои. Тот факт, что я нахожу ситуацию довольно забавной, не имеет к делу никакого отношения.
— Интересно, — хмыкнул Эндрю, наливая себе еще бренди.
— Я бы хотел, чтобы ты поменьше интересовался алкоголем. Немного выпивки не повредит, это помогает успокоить нервы перед дуэлью, однако воздержание полезнее.
— У меня с нервами все в порядке. Дело в моем настроении.
— Ага. Кое-кто надеется, что наше настроение улучшится к завтрашнему утру.
— Оно улучшится в тот же момент, когда ты и все остальные перестанут вмешиваться в мою жизнь. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое и не мешали заниматься тем, что мне интересно. Больше мне ничего не надо, только чтобы меня оставили одного.
— В одиночестве нет ничего хорошего.
— Кто бы говорил!
— Прости?
— Ты все слышал. — Зелено-карие глаза Эндрю горели гневом. — Ты не мог дождаться, когда Гарет и Чарльз женятся, теперь ты — даю голову на отсечение — пытаешься отделаться от меня тем же способом. А сам-то? Ведь ты герцог. Именно на тебе лежит обязанность продолжения рода. На тебе долг перед семьей, титулом, владениями, предками. Однако ты упорно отказываешься жениться и произвести на свет наследника. Судя по всему, шестой герцог Блэкхит родится у Чарльза.
— Гм… — Люсьен потер подбородок, — возможно, шестым герцогом Блэкхитом будет сам Чарльз.
Эндрю от удивления распахнул глаза:
— Что все это значит?
— Абсолютно ничего, — беспечным тоном ответил герцог. Прежде чем Эндрю успел задать следующий вопрос, он зевнул и встал. — Если таково твое желание, я оставлю тебя. Буду рад обеспечить тебе одиночество. — Он хитро усмехнулся. — Возможно, в последний раз.
— Я считал, что обязанность секунданта — поддерживать боевой дух в дуэлянте, а не подрывать его.
— В этом нет нужды. Ты же сам сказал, что с твоими нервами все в порядке и дело лишь в твоем настроении.
Если так, то я иду спать. Тебе тоже не мешало бы лечь. Утро наступит быстро.