Челси промолчала, Эндрю чувствовал на себе ее взгляд. В ожидании, когда она ответит ему, произнесет страшные слова, с болью и гневом высмеет его за то, что он скрывал такой ужасный секрет, он сжал ладони коленями. Однако Челси ничего не говорила, и ее молчание было красноречивее слов.
— Ну? — не вытерпел Эндрю, поворачиваясь к ней. — Так ты собираешься аннулировать брак?
— Вероятнее всего нет, — спокойно ответила Челси.
— Если так, то ты помешалась. Сейчас ты нашла приемлемое объяснение, чтобы удовлетворить любопытство всех этих остолопов, но, уверяю тебя, это повторится, и не раз, и в конечном итоге утебя не хватит воображения постоянно придумывать нечто правдоподобное. Ты почувствуешь себя униженной, все станут соболезновать тебе, и ты будешь жалеть, что не избавилась от меня, когда была возможность.
— Я не хочу от тебя избавляться, — уверенно заявила Челси, и в ее глазах появился опасный блеск. — Ты мой муж. И ты дорог мне.
— Тебе не может быть дорог тот, кого ты не знаешь. А ты не знаешь меня. Господи, ты совсем не знаешь меня…
— Это потому, что ты не даешь мне тебя узнать.
— Челси, умоляю, не губи свою жизнь, свои мечты, свою гордость из-за меня. Я чудак, не стоящий этого. Есть масса других мужчин, которые стали бы для тебя лучшими мужьями, с которыми ты появлялась бы на людях без страха испытать унижение.
— Прекрати, Эндрю. Я не желаю слушать эту чушь.
— Это не чушь, это правда.
— Ты все время отталкиваешь меня. Больше я этого не допущу. — В ее голосе появилась мольба. — Ведь я твоя жена.
Эндрю лишь взмахнул рукой.
— Я твой друг.
Он сглотнул, стараясь побороть нахлынувшие эмоции.
— А еще я полюбила тебя.
Эндрю резко повернулся к ней. На его лице отражалась смертельная мука. Челси заметила, как в уголках его глаз что-то блеснуло — возможно, слезы. Она поняла, что он взглядом отчаянно умоляет ее уйти, в то время как на самом деле не хочет этого, и взяла его за руку.
— Эндрю, — тихо проговорила она, — я дала обет быть с тобой в горе и радости, в болезни и здоровье. Мы торжественно поклялись в этом друг другу. Отныне мы связаны до конца жизни, и не надейся, что я брошу тебя и оставлю наедине с тем, что так тебя пугает, только ради того, чтобы не чувствовать себя неловко. Ты плохо меня знаешь. Понятно?
Эндрю оперся локтями на колени и спрятал лицо в ладонях. В душе у него шла тяжелейшая борьба.
— Ты болен, да?
Он лишь кивнул. У Челси в горле образовался комок, она почувствовала, как слезы обожгли веки. Ее сердце наполнилось нежностью. Сколько же сил ему требовалось, чтобы сохранить самообладание, когда он понял, что не в силах победить свой недуг! Сколько же сил ему требовалось, чтобы отталкивать ее в то время, когда он отчаянно нуждался в ее поддержке! И сколько же сил ему требовалось, чтобы притворятся, будто его болезнь — всего лишь докучливое недомогание, хотя на самом деле она вселяла в него смертельный ужас. Как страшно жить наедине со своими страхами! И еще страшнее, когда к этим страхам присоединяется одиночество! Сейчас Эндрю находился именно в такой ситуации.
Челси пересела к нему. Эндрю не шевельнулся. Она обняла его, он уткнулся лицом ей в плечо и наконец дал волю рыданиям.
— Я не должен был допускать, чтобы ты прошла через это вместе со мной, — бормотал он. — О Челси, для тебя это превратится в ад… в кошмар… Зачем тебе это надо?
Челси крепче обняла его и стала шептать, что отныне он не один и они всегда будут вместе. Эндрю не двигался, почему-то он не хотел сделать последний шаг к полному доверию между ними.
«О Эндрю, любовь моя! Мое сердце разрывается от горя!» Челси пыталась подыскать правильные слова, чтобы успокоить его. Вдруг она вспомнила о собственных страхах, и ее глаза тоже наполнились слезами.
— Мы не всегда можем помочь тем, кого любим, — тихо проговорила она. — Зато мы в состоянии сделать так, чтобы они не страдали в одиночестве. — Перед ее внутренним взором появилась забавная морда ее любимца, которая стала стремительно меняться: темные глаза затуманились, шерсть поседела. — У Пятнистого какая-то шишка за ухом, — продолжала она, обливаясь слезами. — Очень скоро он перестанет есть. А потом ляжет и откажется вставать. А потом умрет… И вместе с ним умрет огромная часть моего сердца. — Горячие слезы капали на плечо Эндрю. — Но неужели ты думаешь, что я уйду, когда наступит этот страшный момент, что я брошу его, чтобы не мучиться, видя, как он умирает? Эндрю, неужели ты считаешь меня трусихой? И эгоисткой?
Он всхлипнул, и при этом его плечи вздрогнули.
— Прости, Челси… я не знал…
— Понимаю. И ты будешь рядом со мной, когда придет мой час. Точно так же, как я с тобой. Я всегда буду подле тебя.
— Я схожу с ума, Челси, — прерывающимся голосом сказал Эндрю. — Мой мозг умирает, и мне страшно, я боюсь потерять способность мыслить, я боюсь лишиться науки, потерять самого себя и превратиться в безмозглого идиота.
— Эндрю, помни, что ты не одинок. Я с тобой.
— Наверное, ты меня презираешь, жалеешь… сокрушаешься о том, что встретила меня. Вот, взгляни, я рыдаю, как двухлетних карапуз…
— Презираю и жалею? Ничего подобного! И никогда не буду. Ты потрясающий человек, но сам, мне кажется, не догадываешься об этом, верно? Я хочу быть рядом с тобой, хочу стать частью твоей жизни и чтобы ты стал частью моей. — Челси решила шуткой разрядить обстановку. — А иногда меня так и тянет придушить тебя, потому что ты безумно упрям. В жизни не встречала подобного упрямца. Тебе следовало бы предупредить меня об этом.
— Да, следовало бы — тогда ты смогла бы вовремя уйти.
— Даже не мечтай об этом! — с деланным возмущением заявила Челси.
Ее попытка развеселить его принесла свои плоды. Рыдания уступили место смеху, Эндрю поднял голову и провел руками по лицу. Однако он так и не решился посмотреть на жену. Челси вынула из кармана носовой платок, протянула ему, и он молча вытер глаза.
Челси терпеливо ждала. Эндрю теребил носовой платок и смотрел на руки, пытаясь найти слова, которые помогли бы ему освободиться из мрачной тюрьмы боли.
— Все началось на прошлое Рождество, — наконец проговорил он, не поднимая головы. — Помнишь, все обсуждали пожар в замке Блэкхит?
— Да. Тогда только об этом и говорили.
— Так всегда, правда? — сокрушенно покачал он головой. — Дай людям пищу для разговоров, и они будут судачить день и ночь. — Он сунул платок в карман, затем глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и откинулся на спинку сиденья. — За несколько месяцев до этого я носился с идеей построить летательный аппарат, однако так и не приступил к этому, потому что все время возникали новые идеи, более соблазнительные, более интересные. — Эндрю взял Челси за руку. Он так крепко держал ее, что казалось, будто он цепляется за соломинку. — Тебе уже известно, что я не очень организованный человек… Короче, Люсьену нравилось поддразнивать меня и говорить всем, что у меня ничего не получится. Кончилось тем, что я страшно разозлился на него и дал себе слово построить его, чтобы доказать обратное.
Челси сжала в ответ его руку. Она была холодной и влажной.
Эндрю устремил взгляд в потолок кареты.
— И я построил его, как и говорил. Я был так горд… так уверен в том, что мое имя появится в списке ученых, что память обо мне будет жить в моих потомках, что все члены научного общества увидят во мне великого изобретателя. — Он горько рассмеялся. — Говорят, гордыня до добра не доведет. Именно это со мной и произошло. Люсьен давал бал в честь Чарльза: тот вернулся оттуда, откуда обычно не возвращаются. Были приглашены все, в том числе сам король.
И я, глупец, подумал, что это великолепная возможность продемонстрировать мое изобретение, взлететь с крыши замка и приземлиться прямо на страницы истории… и своим триумфом утереть нос Люсьену.
Эндрю снова вдохнул полной грудью.