— Хорошо, сэр.
— Как вам кажется, сэр, есть ли шанс... — начал Додсон, но замолчал и выглянул в окно, услышав вой сирен.
На летающих платформах с неба опускалось полицейское подразделение, по два человека на платформе. Каждый держал в руках по баллону, из сопел которых вырывались густые желтые струи и рассеивались над толпой.
Посол взглянул на часы.
— Минута и пятьдесят секунд, — спокойно констатировал он и вернулся за свой стол.
Додсон остался у окна, наблюдая, как столпившиеся внизу люди отступают по лужайке, задыхаясь и хватая ртом воздух. Как зачарованный, он провожал взглядом тех, кто, несмотря на удушье, останавливался, поворачивался в сторону посольства и яростно тряс кулаками.
Сумев наконец оторваться от этого зрелища, Додсон описал его шефу.
— На этот раз они что-то уж очень возбуждены, сэр, — сказал он. — Это не обычная толпа.
— Нет, это не обычная толпа. И Гроппус не обычный преступник. Приведите его сюда. Скажите Хэвмейеру и Брюсу, что можно начинать приводить все в порядок. Я хочу, чтобы детальный перечень всех повреждений был направлен государственному секретарю еще до шести часов.
— Да, сэр. — Додсон остановился у двери. — Знаете, сэр, персонал воспринимает его как, в некотором роде, героя.
Посол поднял на него взгляд:
— Ну, это понятно. А как вы сами воспринимаете его, Додсон? Как преступника или как героя?
Физиономия секретаря мгновенно утратила всякое выражение — его еще не оперившийся до конца дипломатический ум изо всех сил пытался отыскать способ избежать прямого ответа.
— Ну, конечно, сэр, он и герой, и преступник...
— Да, но что преобладает? Выскажите свою личную точку зрения, Додсон. Кем его считаете вы? Неофициально, разумеется.
— Ну, сэр... — молодой человек заколебался. — Думаю, в этом случае уместна формула: «Если живешь в Риме...». Здесь, по сути, тот же самый Рим. А раз так, Генри Гроппуса, без сомнения, следует рассматривать как преступника.
— Да, — задумчиво сказал посол. — Рим. Хорошо. Приведите его сюда.
Додсон вышел. Спокойным взглядом посол оглядел потолок. Спокойно встал и зашагал от стены к стене. Вернулся к столу, открыл тяжелую книгу в сером переплете, полистал и склонился над ней, барабаня пальцами по полированной крышке стола, — и все это спокойно, совершенно спокойно.
Зажужжал коммуникатор. Он включил его.
— Ваше превосходительство, это государственный секретарь, — произнес официальный, сухой голос.
— Добрый день, мистер секретарь, — в той же официальной манере ответил посол. — Чем могу служить?
— Ваше превосходительство, к нам поступила информация, что некто Генри Хэнкок Гроппус сбежал из тюремной камеры, где ожидал казни, и нашел убежище в вашем посольстве. Я хотел бы уточнить, так ли это.
— Все верно, мистер секретарь, за исключением одной маленькой детали. Когда он оказался у дверей посольства, его преследовали не представители законной власти, а необузданная толпа.
Из коммуникатора послышалось сухое покашливание.
— Не считаю возможным рассматривать эту деталь как относящуюся к делу, ваше превосходительство. От имени правительства Соединенных Штатов Америки 2119 года — а именно при этом правительстве вы аккредитованы и именно его законы обязаны уважать — должен просить вас отказать в убежище Генри Хэнкоку Гроппусу, осужденному уголовному преступнику, и передать означенного человека в руки правосудия его страны и его времени.
— А я, мистер секретарь, — с той же степенью сухой любезности ответил посол, — как представитель и служащий Объединенной Земли 2219 года должен со всем уважением отклонить вашу просьбу до полного изучения ситуации.
— В таком случае, ваше превосходительство, я должен с сожалением выразить вам недовольство моего правительства. Мы полны решимости предпринять все необходимые шаги для того, чтобы добиться выдачи человека по имени Генри Хэнкок Гроппус.
— Принимаю к сведению, мистер секретарь, — сказал посол.
Последовала пауза.
— Не могли бы мы продолжить разговор по личному каналу, ваше превосходительство?
— Да, мистер секретарь. Один момент, пожалуйста.
Посол из 2219-го нажал кнопку на письменном столе, которая замкнула дверь и высветила на ней надпись «Не беспокоить». Затем он развернулся в кресле и включил экран позади письменного стола.
На нем появилось изображение мужчины с лысиной на полголовы.
— Привет, Дон, — сказал он. — Это дело ужасно дурно пахнет.
— Понимаю, Клив. — Посол вздохнул. — Двоеженство. Одно из самых серьезных преступлений.