Спустившись в подвал, за два часа я совершил полную разборку Эдди на стенде, смазал все соединения, намазал термопасту на нагревающиеся части платы, промыл от пыли радиаторную систему специальной водой-диэлектриком, и аккуратно стал прикреплялись обратно последний радиатор, когда за спиной покашляли.
- Эээ, упс?
Только и смог я проблеять, когда, повернувшись, увидел отца со стаканом воды в руке. Глаза в размере как четвертак, в глазах - охренение 999 пробы.
- Сын, что ты тут делаешь, точнее какого черта ты делаешь с семейным роботом в моём подвале в три часа ночи?!
Батя, конечно, струхнул не на шутку - оно и понятно, в роботе-то ядерный блок стоит в качестве питающего элемента. Косяк. На утро, а точнее - через час собрался семейный совет, разбуженный воплем из подвала - дверь отец не закрывал, так что все всё слышали. С его-то глоткой и децибелами. Ах да, забыл сказать - мой папаня разругался с дедом изначально не из-за мамы , а из-за того, что решил свалить на три года в армию США, подписав контракт. Дед, по рассказам отца своим приятелям, орал долго, громко и не повторяясь в матах на трёх языках, когда приехал к отцу в учебку. Из этого спича, достойного старшего инструктора по строевой подготовке Хартмана*, отец тогда много нового о себе узнал … А уже под конец службы он встретил маму.
Короче, совет собрался, папа поорал на меня ещё раз, деда поорал на папу в том ключе, что нехрен оставлять дверь в подвал не запертой, мама поорала на обоих с мыслью той, что нехрен орать на ребёнка и при ребенке. В итоге дед решил отвести меня в частную клинику на обследование, мол, не хватанул ли я рентген, и вообще, какого хрена я в семь лет шарю в разборке роботов.
Вот так и оказался Штирлиц на крючке у гестапо.
Комментарий к Вот это поворот.
* Персонаж художественного фильма “Цельнометаллическая оболочка”. Смотреть исключительно в правильном переводе Гоблина! (Пучкова)
========== Семья, это семь Я! ==========
Немного о себе, семье, и о том, что происходило до 14 лет
Мой воображаемый дневник, мне уже четырнадцать лет, я лежу на шезлонге, шезлонг стоит на балконе в моей комнате, комната на втором этаже дома. Лежу я, значит, пялюсь на замечательное звездное небо и размышляю о высоком.
Конкретно - о том, что же произошло до моей смерти и после неё. О моих родных - что там, в мире “за скобками бытия”, что в самой настоящей для меня сейчас реальности мира Fallout …
Родился я в девяносто четвертом году под Тамбовщиной, в маленькой деревне. Отец у меня был агрономом, мама -технологом доильного аппарата, короче - дояркой при электродойке в колхозе. В царские времена тут были помещичьи земли, и здание администрации, а также клуб и фельдшерский кабинет располагались в бывшем поместье. В восьмидесятых отец с матерью приехали сюда, как молодая семья специалистов. Тут было стадо на сто голов, которое давало хорошие удои, да несколько полей с неплохим урожаем при правильном подходе.
А еще тут жил мой дед, точнее - прадед, прошедший всю Отечественную. В 41 году, после бомбежки Бреста, он ушел лесами на восток, встретив группу артиллеристов-окруженцев - отступал с ними до Минска, а там, приписав себе год и сказав, что умеет водить трактор - попал в ряда доблестной РККА. Был отправлен в тыл на трехмесячные курсы, там все-таки научили его водить и чинить, но не трактор, а тягач “Сталинец”, так он все войну и прослужил на нем, был трижды ранен. Первый раз под Москвой, когда выбили половину подносчиков снарядов - вылез из тягача и помогал артиллеристам, и во время ответки немцев получил осколочную рану в ногу. Второй раз - под Сталинградом во время налета авиации. И третий, самый героический - на Курской дуге. В тот день немцы прорвали контратакой фланг дивизии, и выкатились прямо на артиллеристов. После нескольких выстрелов “четвёрок” осколочными передовой дозор немцев выкосил расчеты орудий, и покатил дальше. Дед же, в этот момент сидевший в тягаче, замаскированном в кустах, вылез наружу и увидев эту безрадостную картину грамотно оценив обстановку, принялся действовать.
Таскал мой дед “на крюке” М-30, дивизионную гаубицу образца 1938 года. Каким-то чудом уцелело одно орудие и пара десятков ящиков с осколочно-фугасными снарядами.
То, что дед задумал, было осуществимо лишь с М-30 - на старых гаубицах не вышло бы так широко маневрировать по фронту огнем, углы поворота не те были. Хотя поскакать ему пришлось изрядно - все же не “сорокапятка”, маховики наводки по горизонту и вертикали с разных сторон от ствола расположены. Расположение батареи на опушке леса и развороченные позиции соседних орудий батареи внимания немцев пока не привлекали … пока. Ждать долго не пришлось, вскоре на дороге, проходящей в полукилометре от позиции батареи, появились немецкие “Ганомаги” и прочий бронезверинец, ведущие зенитный огонь из всего, что стреляет. И вот по ярко выделяющемуся антеннами штабному броневику-то дед и вдарил со всей пролетарской яростью. Пролетавшая над дорогой эскадрилья наших Илов, по которой так яростно садили фрицы, замаскировала первых два выстрела - немцы подумали, что “горбатые” сбросили бомбы. А дед удачно накрыл КШМ* командира моторизованного полка. Впрочем, немцы вскоре очухались, и для порядка отправили отделение пехоты проверить позиции батареи. Тут-то деду и пришел бы полный кирдык, если бы не контратака нашей танковой роты. Но пару осколков в ноги дед успел получить, когда уже немецкая дивизионная артиллерия громила наших танкистов на отходе.. Хромал всю оставшуюся жизнь, после войны, демобилизовавшись, поселился в этой деревне. Подальше от города, поближе к природе.
Прадед был в колхозе механиком - постоянно что-то чинил, то трактор, то грузовик, то еще какую сеялку-боронилку. После развала страны, а вслед за ней - и колхоза, люди стали сваливать в город. Хотел уезжать и отец - но дед, схватив его за шкирку, сказал тогда, чтобы не спешил он в город, ибо земля прокормит, а воровать тут у народа нечего. Так и получилось - половина тех, кто уехал в город, поумирала - кто от голода, кто от водки с наркотой, а кто и от ножа с пулей. Дед же взял оставшихся односельчан железной хваткой, заставил их организоваться. Его тут уважали - ветеран, орденоносец. Отец стал ИПешником и председателем села. Дед - так и остался механиком, а народ, переждав бурю девяностых и прикинувшись перед заезжими шлангом в двухтысячном году, вернули стадо в коровник, который периодически ремонтировали сами, да и потихоньку землю вспахивали, бывшую раньше колхозной. Вот в таком вот селе я и жил. Жили мы как - и все не бедно, но и не богато - мать работала дояркой с раннего утра до самого вечера. Отец совмещал три должности - ИПшника, агронома и председателя, и тоже был дома либо рано с утра, либо поздно вечером. Разве что зимой становилось поспокойнее, и видел я их чаще.
Вот так и получилось, что все мое босоногое детство я провел рядом с дедом. Даже будучи в возрасте, он был бодрым неунывающим стариком - постоянно что-то крутил, собирал и разбирал, а я -я рядом с ним, смотрел сначала, а потом и помогал (классически -принеси-подай-брысь отсюда). Ближе к совершеннолетию уже на полноценной основе работал с ним в паре, обычно после школы или летом, когда самая страда. Наверное, отсюда и выросла моя тяга к механике и железу в целом. Закончив школу,я поступил в технический институт, там заинтересовался робототехникой. Выпускной работой к диплому я представил робота - маленького, несовершенного, но он мог различать различные инструменты и подавать их с четко определенных мест. Фактически это была роборука-помощник. Там меня заметил представитель Минобороны, и написал рекомендательную записку на УВЗ.