– Какой-то ты сегодня чересчур кровожадный, Лесной.
– Да я…
– Он гномика убил! – завопили вдруг хором карлики. – Он троллика убил! Троллика-гномика! Гномика-троллика!
Бессмертный брезгливо покосился на труп карлика на полу.
– За что ты его?
– Да вот… Ослушался.
– А, ну-ну, – Бессмертный зевнул. – Пойду я, наверное, восвояси. Спать хочется. Да и девка у меня там…
– Гномика! Троллика! – визжали карлики.
– Заткнитесь, – сказал Бессмертный и направился к выходу. – А ты это… – он повернулся к Лесному, – Ваню не трогай. Пусть остается.
Дверь за стариком медленно, со скрипом закрылась.
– Ха. Ха. Ха, – громко и зло сказала старуха. – Ну что, съел?
– Да иди ты… – отмахнулся Лесной.
– Вот и пойду, – сказала Костяная. – Пойдем, Ваня.
Она взяла мальчика за руку и вывела на улицу.
Лесной посмотрел им вслед. Невесело сплюнул на бревенчатый пол.
– Ну-ка, вы, шестеро, идите сюда! – приказал он карликам.
Они нерешительно подошли.
– Знаете, что это? – Лесной продемонстрировал им длинный железный прутик, заостренный на концах.
– Волшебная палочка?
– Нет. Не угадали. Это – шампур.
Карлики стояли, словно парализованные, и испуганно рассматривали прутик.
– Сампур, – тихо шепелявя, повторил один из карликов.
Лесной по очереди насадил их на острие и, медленно поворачивая над угасающим костром, зажарил.VI. Путешествие
В гостиничном номере, который снял Кудэр, было даже довольно уютно. Все в светло-бежевых тонах, на стенах – какие-то жантильные пейзажики в аккуратных картонных рамочках. Кроме того, там был маленький холодильник с мини-баром, телевизор и, главное, – ванна. Настоящая, большая, нелепая светло-розовая ванна, которую он на две трети заполнил водой.
Он не принимал ванну уже больше недели, и теперь ему захотелось оттянуть удовольствие. Когда воды набралось достаточно, Кудэр завинтил кран и вернулся в комнату. Засунул в холодильник отцовские полузеленые бананы, четыре сникерса, упаковку колбасы и картонную коробочку с каким-то хитрым плавленым сыром, начиненным перцем, чесноком и укропом. Разложил на журнальном столике купленные по дороге бинты, вату, обезболивающее и мазь от ожогов. Потом вытащил из бара запотевшую зеленую бутылку с пивом, открыл, с наслаждением прислушался к короткому дружескому шипению и, зажмурившись, слизнул с ледяного горлышка мягкую горьковатую пену. Потянулся за пультом, включил телевизор. Сделал два больших глотка пива и развалился было в большом плюшевом кресле в углу, но мысль о ванне – о теплой, прозрачной, готовой принять его в себя, укутать, запеленать и укачать, как грудного младенца, воде – уже через пару секунд согнала его с места. Кудэр отнес недопитую бутылку в ванную и поставил на белый кафельный пол, в маленькую блестящую лужицу воды.
Потом он разделся догола, поморщившись от запаха собственного тела, открыл две маленькие гостиничные упаковки с шампунем и еще две – с крохотными вонючими брусками мыла, отправил содержимое всех четырех упаковок в воду и, не стараясь даже убрать с лица идиотскую ухмылку, забрался в ванну сам.
Наслаждения не было. Только обидная, острая боль в руке. Соприкосновение воспаленной, полопавшейся кожи с мылом и хлоркой. Почти плача, Кудэр нашарил в мгновенно почерневшей воде растаявший мыльный кусочек, вынул из ванны пробку, включил душ и здоровой рукой намылился, размазывая по незнакомому волосатому телу коричневую слякоть.
Наконец выключил кран и неловко выбрался из ванны, опрокинув злосчастное пиво на пол. Пиво, которое он собирался прихлебывать из горлышка, нежась в теплой воде. Выругавшись, Кудэр сдернул с батареи белое махровое полотенце и, случайно задев жесткими накрахмаленными ворсинками ошпаренную руку, скривился от боли.
Волдыри выглядели хуже, чем с утра. Он не смог бы даже объяснить, чем именно хуже, но что-то явно было не так. Цвет, размер?.. Приглядевшись повнимательнее, Кудэр, наконец, понял, что изменилось. Маленькие, ярко-розовые, как поросячья шкурка, пятнышки, которые он обнаружил на руке утром, теперь поблекли, помутнели и приобрели какой-то сизо-зеленоватый оттенок.
Кудэр покрыл больную кисть густым слоем мази и плотно замотал бинтом.
Боль немного утихла.
В номере стало душно. Он открыл настежь окно, но и там, на улице, воздух был теплым и влажным, как в парной. Кудэр посмотрел вверх – на темные, маслянистые и густые, как ртуть, тучи. И тут же почувствовал, как от этой небесной свинцовой тяжести у него начинает болеть голова.
Он проглотил две таблетки обезболивающего и, не одеваясь, растянулся на широкой пружинистой кровати – прямо поверх покрывала. Уже засыпая, он услышал отдаленные громовые раскаты и скорее почувствовал, чем увидел, как за окном полыхнула молния. Начался ливень. Крупные частые капли падали на крыши домов, на газоны и на асфальт с треском и громким шипением. Звук был такой, как будто там, снаружи, кто-то готовил на безразмерной раскаленной сковороде гигантскую яичницу…
«Дождь – это хорошо, – подумал Кудэр сквозь сон, – станет легче… кому-то станет легче… даже если в легкой одежде… и ночью… лес…»