— Белый ягненок! Нет белого ягненка, вот что!..
Все трое обеспокоенно огляделись. В самом деле, куда он пропал? Неужели его принесли в жертву неведомому страшному идолу? Разве Нана Оту забыл, что белый ягненок — его любимец? Или ягненок просто-напросто заблудился? Опокува нерешительно подняла глаза на вождя, но спросить не посмела. «Ничего, я еще спрошу, — подбодрила она себя. — А может, ягненок найдется…»
Но вот показались первые дома Манкесима. Вождь был уже прежним вождем — следы пережитого недавнего волнения исчезли с его лица. Он спокойно беседовал со старейшиной, и взгляд его был уверенным и твердым, как прежде.
«Пора, надо спросить», — твердила себе Опокува, но все оттягивала и оттягивала решающий момент. Что же все-таки случилось в таинственном темном ущелье? Она хочет знать! Вот только имеет ли она право задать такой вопрос вождю? Конечно, Нана Оту не рассердится, она в этом уверена, но спрашивать вождя не положено. Думать было некогда, колебаться — тоже: процессия уже входила во двор. И Опокува решилась.
— Нана, — сказала она, — а где же белый ягненок?
— Его забрали служители идола, — глядя в сторону, ответил вождь.
— Зачем? — ахнула Опокува.
— Они сказали, что его пожелал взять Нананом, — все так же глядя мимо Опокувы, объяснил Нана Оту.
— И ты его отдал?! — Опокува расширенными от ужаса глазами уставилась на вождя. Тот нахмурился.
— А что я мог сделать? — пробормотал он и опустил голову.
Опокува помолчала, потом задала последний, очень важный для нее вопрос:
— И где он теперь?
— Ну, где… — тихо ответил Нана Оту. — Служитель увел его куда-то, а потом вернулся и сказал, что ягненок вознесся на небо…
— На небо! — ребята даже рты разинули от изумления. Они недоверчиво переглянулись — трудно поверить в такое чудо…
4. БЕЛЫЙ ЯГНЕНОК НАНЫ ОТУ
ебята пообедали, отдохнули, а потом Агьяман сказал, что хорошо бы как следует осмотреть Манкесим. Опокува с Боафо обрадовались: как это им раньше не пришло в голову? Совсем обалдели с этим страшным Нананомпоу!
Все трое быстро собрались и отправились в город, и Мпотсе, конечно, с ними. Больше часа бродили они по улицам старого города, но ничего особенного не увидели и вернулись усталые и пропыленные, торопясь укрыться в прохладных комнатах дома. Но войти в дом им не пришлось: их новые друзья-сверстники шумели во дворе, и как же можно было пройти мимо? Девчонки играли в салочки-наступалочки, трое на трое — старались осалить друг друга, наступив сопернице на ногу, а мальчишки — в любимую свою игру — оваре[31]. Путешественники слишком устали, чтоб самим бегать и прыгать, но посмотреть, как играют другие, очень хотелось.
Агьяман с Опокувой сели в тени, в углу двора, привалившись к прохладной стене, а Боафо растянулся на циновке, вниз животом, и у ног его улегся такой же усталый и разморенный жарой Мпотсе. Пес лежал, положив на передние лапы голову, и часто-часто дышал, высунув красный влажный язык. В дальнем углу двора, под навесом из бамбука, укрылась от солнца овца с тремя ягнятами. Она пощипывала листья платана и изредка блеяла. Мир и тишина царили вокруг.
Так они сидели и отдыхали, и вдруг неугомонная Опокува подтолкнула Агьямана локтем:
— Скажи, ты видел Нану Оту, когда он входил во двор? Заметил, какое у него было лицо?
— Нет, а что? — насторожился Агьяман. — Почему ты спрашиваешь?
— Он тогда еще отослал от себя старейшин, помнишь?
Агьяман неуверенно кивнул.
— Да-да, он их отослал от себя, — продолжала Опокува, — и сразу стал тихим, таким… Ну да, печальным… несчастным… И оставался печальным уже все время. Даже когда обедал, а ведь ему подали фуфу и его любимый суп из мяса и земляных орехов.
— Правда? — Агьяман с любопытством взглянул на Опокуву. — А я не заметил.
— А вот я заметила, — твердо сказала Опокува. — Он был очень-очень печальным. И после обеда был печальным тоже — встал, никому не сказал ни слова и молча ушел к себе.
— Может, он заболел?.. — пожал плечами Агьяман.
— А может, увидел что-то страшное — там, в ущелье? — добавил Боафо.
— Нет, тут что-то другое, — стояла на своем Опокува.
— Почему обязательно другое! — вспылил Агьяман. — Верно говорит Боафо: Нана Оту расстроился там, у Нананомпоу…
— А чего ему было расстраиваться? — не сдавалась Опокува. — Или вы не слышали, что сказал жрец? Он сказал, что все будет хорошо, что Нананом обещал помочь племени. А Нана Оту, значит, выслушал все это и, нате вам, — расстроился!
31