чувствительным и деликатным и красотой, достойной ее ума. Милорд
боготворил жену, и при ее высокородности и чарах Сент-Винсентское Аббатство
перестало быть, в моих глазах, местом уединения.
Вскоре я получила от брата письмо, в котором он сообщал, что по приезде
на Ямайку узнал о смерти матери во время своего отсутствия; вместе с этим
известием ему были представлены счета на большую сумму, составившую
половину той, за которую он, полагаясь на мое согласие, продал имение. В
самом имени, в самой мысли о матери, пусть никогда не виданной, есть нечто
столь нежное, что среди всех моих несчастий потеря ее поразила меня
чрезвычайно. Сердце мое не находило покоя. Прежде память о том, что удар,
постигший меня, нанесен, хотя и безвинно, ею, придавала мне некоторое
мужество, о котором я не подозревала, пока не утратила его. Есть радость для
утонченных натур в том, чтобы чем-то жертвовать для любимых друзей.
Молчание, которое мы хранили, чтобы оберечь ее от сердечной боли,
уменьшало мою боль — теперь же она возвратилась с новой силой. Добрая леди
Скруп делала все, чтобы смягчить эту боль. Не жалея усилий, она
удерживала меня от задуманного мною ухода в монастырь. При том влиянии, которое
она имела на мужа, ее желания были его желаниями, и он неизменно
присоединял свой голос к ее увещеваниям. Я была в неоплатном долгу перед семьей
лорда Скрупа, высоко чтила его супругу и имела в душе ту склонность к
самопожертвованию, о которой уже упоминала, и потому не могла отказать им.
За такую доброту никакая благодарность не была чрезмерной. Моя невестка,
которая не только не отвергала это родство, но похвалялась им,
пренебрегала, чтобы угодить мне, увеселениями, естественными для ее возраста и
беззаботности, словно она облекла меня властью, словно моя, а не ее воля
управляла семьей. Гости наши постепенно разъехались, и только ее брат, молодой
герцог Норфолк, да еще несколько родственников оставались в поместье.
Дабы убедить моего брата Энтони, что никогда непостоянство не сотрет в
моей памяти те нежные узы, что некогда связывали нас, узы, которые ни
время, ни разум не смогут окончательно разорвать, я изложила ему мотивы
своего поведения и заверила его, что, коль скоро мне не суждено принадлежать
ему, я никогда не буду принадлежать другому. Леди Скруп, не сумев
уговорить меня возвратиться в Лондон, отправилась без меня, прежде добившись
обещания, что я откажусь от мысли о монастыре. Не прошло и трех месяцев
после ее отъезда из Аббатства, как она, к неизреченной радости мужа,
подарила жизнь нынешнему лорду Скрупу5. Желая в меру сил своих
отблагодарить за все благодеяния, полученные мною от лорда Скрупа и его покойной
матери, я разделила свое состояние и половину просила принять как подарок
молодому наследнику. Великодушная Матильда пыталась отказаться, но ее
супруг, лучше зная цену деньгам, принял дар. Матильда дружески пеняла
мне за этот поступок с шутливым неудовольствием, которое друзья умеют
делать столь приятным: она твердила, что перестанет любить меня, потому что
люди теперь могут счесть ее любовь корыстной.
В ее отсутствие я проводила долгие часы, осматривая руины, которыми
изобилует это место. Мрачное великолепие этих разрушенных произведений
искусства было ближе моей опечаленной душе, чем более нежные и
разнообразные картины природы. Несомненно, именно любовь, которую я возымела
к этим местам, побудила домоправительницу показать мне Убежище. Она
жила в семье с незапамятных времен и знала эту тайну. Как часто я бродила
в этих разрушенных переходах, не подозревая, что здесь могут находиться
пригодные для жилья покои! Я объясню вам, мои милые дети, их
расположение и устройство. Некогда это был женский монастырь, населенный
монахинями ордена Святой Уинифриды, но покинутый ими еще до упразднения
монастырей, так как обветшал и разрушился. В таком состоянии он пребывал
долгие годы. Окрестные жители обходили его стороной, и лишь
путешественники, из любопытства или волею случая попавшие в эти места, посещали и
осматривали его. Когда же Реформация, при Генрихе, лишила монастыри их
обширных владений, предок лорда Скрупа приобрел у короля эти земли. Он
разрушил аббатство, чтобы возвести на его месте более величественное
строение, и обнаружил тайный ход от него к женскому монастырю. Ход, о котором