знали лишь немногие, был завален, а руины монастыря оставлены как
дополнение к окружающему пейзажу, и потом о ходе почти не вспоминали, пока
случай не повысил его ценность. Нужно ли говорить, что вельможа, столь
щедро пожалованный королем, исповедовал протестантскую веру? Но не в
силах забыть и той веры, в которой был воспитан, он давал в своем доме приют
многим святым отцам, оставшимся без средств к существованию. Когда это
обстоятельство стало известно, вельможа обнаружил, что его мирское
благополучие требует удалить их из дому, и тут на память ему пришел тайный ход.
Когда святые отцы по его желанию осторожно разобрали камни, оказалось,
что ход имеет высокие своды, хорошо вымощен и защищен от сырости. Он
заканчивался комнатой, которая прежде была, по их предположениям,
трапезной и сохранилась неповрежденной, в нее было снесено постепенно все
необходимое для жизни, и туда удалились беглецы. Пищу им доставляли из
Аббатства. Оказавшись запертыми в таких тесных пределах, лишенные иных
занятий, они принялись за подземные работы и со временем выстроили еще два
хода из Убежища: один заканчивался в Пещере Отшельника, где жил
старейший из них, другой — среди развалин. Таким образом они защитили себя от
нашествия, вернее, подготовили возможности для побега на случай, если
будут обнаружены. Обследуя развалины, они нашли несколько помещений,
наглухо заваленных, но не разрушенных, и среди них выбрали те, в которых
потом жили мы. Они предпочли сохранить помещения раздельными, чтобы не
возбудить подозрений. Так, через несколько лет, у каждого из монахов была
своя келья, и среди развалин спрятался монастырь. С течением времени
суровость правительства несколько смягчилась, и некоторые из монахов
отважились вернуться в мир. Из тех восьми, что некогда нашли здесь приют, только
двое окончили в нем свои дни. Хорошо понимая, сколь ценным может
оказаться такое Убежище, лорд Скруп хранил его в тайне после того, как оно
было покинуто обитателями. Знали о нем лишь двое преданных слуг. И пока
домоправительница не поведала мне эту историю, я и не догадывалась о
существовании такого места.
Рассказ показался мне почти невероятным — развалины монастыря были
по меньшей мере в полумиле от дома, откуда в те дни открывался вид на них.
Возделываемых земель с каждым днем становилось все меньше, и вскоре лес,
кроме небольшой части его со стороны Пещеры Отшельника, стал безлюден
и даже непроходим. Мне не терпелось тщательно обследовать все секреты
этого романтического места.
Домоправительница с готовностью удовлетворила мое любопытство. По ее
зову явился старый слуга, знавший о подземных помещениях, и с факелом
повел меня через лабиринт. Сводчатый потолок, который благодаря каким-то
строительным ухищрениям был совершенно не тронут сыростью, эхом
отзывался на наши шаги. Мрачность этих мест отвечала моему образу мыслей и
подсказала мне план, который я сочла чрезвычайно удачным. Комнаты,
удаленные одна от другой, голые стены, отверстия в потолке для доступа воздуха
не нравились мне, но поскольку моя привязанность к лорду и леди Скруп не
позволяла мне удалиться в монастырь, я решила сделать это место
пригодным для жилья и скрываться там всякий раз, как веселье владельцев и гостей
Сент-Винсентского Аббатства станет тяготить меня. Я трижды посетила это
место, и с каждым разом желание мое возрастало. Я побеседовала со
стариком слугой, и он, за предложенное мною значительное вознаграждение,
согласился, с помощью своего сына, каменщика, превратить это место в
удобное жилище. Я не склонна была посвящать еще одного человека в тайну
Убежища, но оказалось, что Джеймс, сын старика, уже знает о ней. Они тут же
начали сносить орудия своего труда в пещеру, которая была перестроена и
сделана фасадом жилища. За три месяца оно стало таким, каково сейчас. В
то время я не могла предвидеть, как полезно оно окажется для моих друзей.
Восхищенные устройством моего жилья, домоправительница и моя служанка
Алиса под моим руководством собрали все необходимые мне вещи в темном
чулане, откуда мужчины перенесли их.
Ко времени возвращения лорда Скрупа жилище мое было проветрено,
книги и одежда снесены туда, и, передавая заботу о семье в руки доброй моей